Скажи мне, кто я - Адриана Мэзер (2019)

– Пока что на то, что я помню, больше всех похож вот этот. – Я указываю на изображение простого ножа с металлической рукояткой.

– Обычный кухонный нож? – нахмурившись, спрашивает Лейла.

– Ну, не могу утверждать на сто процентов. В темноте не разглядела. Но я точно помню, что нож был серебряный.

Лейла молча продолжает хмуриться.

– Что? – спрашиваю я.

Она проглатывает кусочек тоста.

– Да просто… Не знаю, откуда кто-то мог взять кухонный нож. Они всегда под замком и под охраной, причем даже не в кухне, а совсем в другой комнате.

Я намазываю на хлеб масло и джем.

– Той ночью, когда я состязалась с Никтой, Блэквуд сказала, что проводится обыск. Может, они именно его и искали?

– Как раз об этом я и подумала, – говорит она, и мы снова замолкаем, продолжая есть и читать.

Лейла проводит пальцем по нескольким строчкам из книги.

– Ты говорила, тело было холодным.

Я киваю.

– Не ледяным, а скорее, как будто касаешься чьей-то холодной руки. Наверное, правильнее будет сказать чуть теплым. Я только помню, что это было заметно.

– Ты пришла с улицы, – продолжает рассуждать Лейла, обращаясь то ли ко мне, то ли к книге. – На тебе была мантия, а здесь по ночам бывает очень холодно, даже в мантии и даже при том, что ты лазила по деревьям… – Она поднимает на меня взгляд. – Ты не помнишь, что ощущала в тот момент? Тебе было холодно или тепло?

Удивительно наблюдать за тем, как она учитывает все мельчайшие детали. Из нее получился бы прекрасный следователь.

– Мне вообще редко бывает холодно, – говорю я. – А перед тем как наткнуться на Стефано, я бежала и у меня выработалось много адреналина. Я точно вспотела.

– Значит, он был холодным по сравнению с тобой, но как ты считаешь, его температура была выше температуры воздуха?

Я киваю.

– И ты дотронулась до его шеи, правильно? Он показался тебе окоченелым?

– Ну… – Борясь с дурнотой, я изо всех сил пытаюсь восстановить в памяти те ужасные минуты. – Я сразу поняла, что у него нет пульса, но он не был твердым, как камень. Может, слегка окоченелым.

– А кровь? Где была кровь? – спрашивает Лейла.

Ее лицо кажется бесстрастным, но по глазам видно, что ей не больше моего нравится представлять Стефано мертвым.

– Он лежал в темноте, но я ясно помню, что у него вся грудь была в крови. Вернее, кровью была залита белая рубашка. Он тоже был одет в мантию. Но на полу я не видела крови. Если бы она там была, я бы в нее наступила, когда встала возле него на колени.

Лейла смотрит в окно.

– О чем думаешь? – спрашиваю я.

– Температура тела после наступления смерти падает примерно на 0,83 градуса по Цельсию в час – 1,5 градуса по Фаренгейту, если тебе так проще. То есть довольно медленно. Хотя если тело держать на холоде, температура упадет быстрее. В любом случае он был мертв уже некоторое время, иначе ты не заметила бы разницу в температуре. Опять же ты почувствовала признаки трупного окоченения, пусть и легкие, а это значит, что он, скорее всего, на тот момент был мертв от трех до восьми часов, – заключает она, и у меня кружится голова от того, что это может означать.

– Но он не мог пролежать в том коридоре несколько часов, иначе кто-нибудь обнаружил бы его до меня, – говорю я, следуя ее ходу мыслей. – То есть ты думаешь, что его перенесли туда уже мертвым?

Лейла морщит лоб.

– В том-то и дело. Ты говоришь, что не видела крови на полу, но на рубашке кровь была. Даже если ты неправильно определила температуру из-за всплеска адреналина и физической активности, даже если ты плохо определила степень окоченения, странно, что на полу не было крови. Поэтому да, я думаю, можно предположить, что его туда перенесли мертвым.

– То есть его убили где-то в другом месте, а потом поместили в тот коридор специально, чтобы я его нашла? – Я пытаюсь оценить степень усилий, которые кто-то приложил, чтобы подставить меня.