Ничего не говори - Брэд Паркс (2019)

Дело «Пальграфф против АпотеГен» завершилось без особого шума. Потерпевший сокрушительное поражение Роланд Хеманс, не желая тратить свое и чужое время, отозвал иск. Узнав об этом, я сразу же проинформировал Стива Полайти, выждал час и только после этого поставил в известность канцелярию суда. Обещание есть обещание.

По правде говоря, все эти события происходили на периферии моей жизни. Ее средоточием стали Эмма и Сэм, которые теперь, когда у них остался только отец, нуждались во мне больше, чем когда-либо.

Ту ночь и две следующие мы втроем спали в одной постели в доме их бабушки. Они только-только начали оплакивать свою мать, не зная, что траур по ней продлится до конца их жизни. И я должен был стать им опорой, буем, за который можно ухватиться. Поступи я иначе, Элисон наверняка нашла бы способ спуститься с небес и дать мне увесистого пинка.

В те выходные я не вернулся на ферму. В глубине души я уже тогда, наверное, знал, что не вернусь туда никогда. В воскресенье Дженни и Джина мужественно решили наведаться туда и вывезти несколько дорогих сердцу вещей, сильнее всего напоминавших нам об Элисон. Все остальные вещи я решил раздать и начать жизнь заново. Поближе к Джине, Дженни и кузенам моих близняшек.

Но только не в пригороде. Я знал, что на этот счет всегда думала Элисон.

Я не мог оправиться от шока и пытался привести в порядок мысли и воспоминания о событиях последнего времени и тысячу раз прокручивал в голове поступок Элисон – необдуманный, героический и беззаветный.

В первые несколько дней он казался мне бессмысленным. Да, всем было ясно, что если бы Элисон не вмешалась, македонцы наверняка сбежали бы. Но почему она вела себя так неосторожно? Почему так не ценила свою собственную жизнь?

А потом, в понедельник, в 8.43, зазвонил ее телефон. Я постоянно носил его с собой, убеждая себя, что делаю это из чисто практических соображений: люди должны были знать, что ее больше нет. Думаю, любой психолог-любитель мог бы догадаться, что дело не только в этом.

Как бы там ни было, когда раздался звонок с незнакомого номера, я просто ответил:

– Алло.

– Э-э-э… здравствуйте. – произнес женский голос. Она явно не ожидала, что ответит мужчина. – Это Лори Ликхольм. Я могу поговорить с Элисон?

– Это ее муж, Скотт, – сказал я. – Сожалею, но Элисон в пятницу погибла.

На том конце провода повисло молчание, вскоре сменившееся фразой:

– Примите мои соболезнования. Могу я узнать, что случилось?

Я вкратце ей все рассказал. Лори Ликхольм слушала меня не перебивая. Ответив на ее вопрос, я задал свой:

– Прошу прощения, мне, вероятно, полагается знать ваше имя, но на меня столько всего навалилось, и я не могу вспомнить, кто вы.

– Я онколог Элисон.

– Ах да, – сказал я.

Она вновь немного помолчала и сказала:

– Это, конечно, не мое дело, поэтому если не хотите, можете не отвечать на мой вопрос. Но я все же должна вам его задать: Элисон не рассказывала вам о разговоре, который состоялся у нас в пятницу?

– Нет.

На том конце вновь повисла пауза. Наконец Лори сказала:

– Я знаю, Элисон очень хотела бороться в одиночку и предпочитала никому не рассказывать. Но теперь просто не вижу смысла от вас это скрывать. В то утро ваша жена пришла ко мне на консультацию. Я сказала, что анализ крови выявил повышенный уровень ферментов печени. Печень, как показала компьютерная томография, значительно увеличена. Рак успел перекинуться с груди на печень.

– Правда? – произнес я.

– Сегодня мы собирались окончательно определиться с планом лечения. Она попросила отложить решение до понедельника, чтобы в выходные обо всем подумать. Я повторю вам то, что сказала тогда ей. Первичный рак печени, когда опухоль сразу зарождается там, это серьезное заболевание, но его можно лечить. А вот вторичный рак печени, когда опухоль перекидывается с какого-то другого органа, лечению не подлежит.