Ничего не говори - Брэд Паркс (2019)

Они были потрепанные, ободранные, перенесли несколько срочных хирургических операций и приняли на себя весь запас любовных соплей, на которые были способны наши дети. Эмма называла своего Сэм-медведь, Сэм своего – медведица Эмма.

Сэм вернулся в комнату, прижимая к себе медведицу Эмму.

– Все, я готов, – сказал он.

Элисон выбежала из комнаты, чтобы он не увидел, как она залилась слезами.

Усадив Сэма с медведицей Эммой перед телевизором, я направился в гостиную, откуда нам его было видно – ни один из нас не был готов выпустить его из поля зрения, – но нас ему слышно не было. Элисон уже ждала меня на диване.

– Ты в порядке? – спросил я, садясь рядом с ней.

– Да. Просто я оказалась не готова увидеть медведицу Эмму. Все нормально.

– Ты уверена?

– Да, да.

– Ну хорошо, – мягко сказал я, – так о чем ты хотела поговорить со мной по-взрослому?

Элисон взяла обе мои ладони в свои.

– Я хочу рассказать своей семье о том, что случилось, – сказала она.

Детство моей жены и двух ее сестер прошло в постоянных переездах с одной военной базы на другую, от Кореи и Германии до многочисленных армейских объектов на территории Штатов. Конечным пунктом карьеры их отца стал форт Юстис, расположенный неподалеку от города Ньюпорт-Ньюс. Уэйд Пауэлл вышел в отставку в звании полковника и через полгода умер от рака. Они с Джиной, матерью Элисон, даже не успели решить, что делать дальше. Как-то так получилось, что Джина поселилась здесь.

Вскоре сюда подтянулись и другие члены семьи. Первой переехала средняя сестра Дженни с мужем Джейсоном. Вскоре ее примеру последовала старшая Карен с мужем Марком и их четырьмя детьми, а потом, последними, и мы.

Я любил семью Элисон, особенно потому, что не имел собственных родственников. Родители умерли, братьев и сестер у меня не было, а немногочисленных дядей, теток и кузенов, с которым мы общались от силы два раза в год, в расчет можно было не брать. Моей родней стали Пауэллы.

– Ты хочешь им обо всем рассказать, – произнес я, чтобы потянуть время и придумать какой-нибудь аргумент, кроме «ужасная идея».

– Мы не знаем, как долго это продлится, – произнесла Элисон, – и ты даже не догадываешься, о каком деле здесь идет речь. Это может затянуться. А что, если разбирательство продлится не один год?

– У нас так не бывает, – сказал я.

Это было правдой: Восточный окружной суд в юридических кругах Вирджинии славился своим «турбоправосудием». Способность быстро принимать решения для всего округа была предметом особой гордости.

– Ну хорошо, пусть не лет. Месяцев. Неделю мы еще сможем не говорить близким о том, что произошло, а дальше? В субботу мы должны идти на день рождения к Тимми. На следующих выходных моя мать хочет собрать всех внуков вместе. И так далее. Что мы будем делать? Без конца говорить, что у Эммы грипп? Не отвечать на телефонные звонки и не открывать никому дверь? Ты же знаешь – порой они заходят к нам без предупреждения.

Элисон сжала мои ладони.

– Послушай, мы же не собираемся звонить в полицию, – продолжала жена. – Мисс Сюзан можно сказать, что какое-то время дети будут учиться дома. Она, конечно, решит, что мы чокнулись, но, скорее всего, уже решила. Но вот… близким сказать надо.

Глаза Элисон наполнились слезами.

– Просто я… я страшно в них нуждаюсь, понимаешь? – выпалила она.

Но в этом случае я был решительно против. Не успела она договорить, но я уже отрицательно качал головой.

– Эли, мы не можем этого сделать, просто не можем, и все. Нам не остается ничего другого, кроме как делать вид, что у нас все в порядке. Я знаю, будет непросто, но с каждым новым человеком, который об этом узнает, вероятность, что все это каким-то образом выплывет наружу, будет увеличиваться.

– Но моя семья не станет…