Город Ночи - Дин Кунц, Эд Горман (2007)

Пятерых Старых людей на их последнем отрезке земного пути привязали к позорным столбам, забросали грязью, Эпсилоны и один Гамма потоптались на их костях. А вот утраченные возлежали на ложах из пальмовых листьев, которые еженедельно доставлялись на свалку в огромных количествах компаниями, которые обеспечивали уход за общественными парками и участками состоятельных горожан.

Им предстояло лечь в отдельную могилу, с почестями, но, разумеется, без молитвы. Утраченные вышли из резервуаров сотворения, как и все работники свалки. И пусть внешне они не очень-то напоминали людей, их полагали близкими родственниками. Не составляло труда представить себе, что при сотворении любого из них могли возникнуть какие-то проблемы, и тогда его или ее точно так же отправили бы на свалку.

Когда грузовичок остановился, Ник и все члены его команды поднялись на открытую платформу. Совсем не для того, чтобы рвать веревки и швырять тела на землю. Они испытывали и любопытство, и страх, а где-то и благоговение.

Один из Старых людей, еще в те времена, когда на ярмарках были шоу уродов, должно быть, насмотревшись на них, сказал: «Только милостью Божьей меня там нет». Пожалуй, то же самое испытывали Ник и его команда, хотя вызывалось это чувство не жалостью, как было у того посетителя шоу. Никто из них не думал и о том, что только божественное милосердие спасло их от тех ужасов, через которые пришлось пройти утраченным. Они полагали, что исключительно удача позволила им подняться из резервуаров сотворения в полной функциональной готовности и испытывать только ту сердечную боль и муки, которые выпадали на долю всех Новых людей.

И пусть в их сердцах не было места для концепции высших сил, пусть им запрещались суеверия и они смеялись над идеей Старой расы о божественном происхождении природы, они опустились на колени среди утраченных, вглядываясь в их изуродованные черты, в гротескные тела, осознавая, что прикоснулись к чему-то загадочному и неведомому.

Глава 68

За окнами монастыря Ромбук заснеженные вершины Гималаев исчезли в наводящих ужас, иссиня-черных грозовых облаках.

Небо, пожилой монах в шерстяном одеянии с капюшоном, откинутым с выбритой головы, вел Арни и Девкалиона по каменному коридору, освещенному толстыми свечами, которые стояли и на молитвенных столиках, и в нишах стен. Суровость интерьера смягчали теплые краски рисунков на стенах и запах благовоний.

И кельи монахов не могли похвастаться уютом. Такой минимализм мог понравиться аутисту, даже успокоить его, но в Ромбуке никто не позволил бы ребенку, какими бы ни были его предпочтения, поселиться в монашеской келье.

Эти святые люди, известные своей добротой и гостеприимством в не меньшей степени, чем духовностью, селили гостей в специально отведенных для этого комнатах, где набор удобств был более широким.

Несколькими днями раньше Девкалион покинул Ромбук, проведя здесь много лет. Он оставался дольше, чем любой другой гость в истории монастыря, и такого количества друзей у него не было с тех пор, как он покинул шоу уродов.

Он рассчитывал, что вернется не скоро, если вернется вообще. Однако оказался в монастыре менее чем через неделю после ухода, пусть и собирался задержаться здесь на какие-то часы.

Комната, в которую привел их Небо, размерами в три или четыре раза превосходила монашескую келью. Стены были украшены гобеленами, на полулежал сотканный вручную сердоликово-красный ковер, заглушавший шаги. Кровать на четырех стойках затягивал полог, удобные кресла и диван манили к себе, большой камин, украшенный декоративной бронзой, давал достаточно света, а количество тепла регулировалось вентиляционной системой.

Небо зажигал свечи и доставал из шкафа постельное белье, чтобы застелить кровать, тогда как Девкалион и Арни сели на диван, стоящий перед камином.