Расправить крылья - Елена Левашова (2021)

— Сигнал телефона, с которого Иволгину поступали угрозы, определяется в тридцати метрах от въезда в гаражный кооператив. — Рация плюется и шипит, а потом в ней слышится обнадеживающий ответ. — Спутник обнаружил еще два телефонных устройства, расположенных рядом. Их минимум трое, Алексей Николаевич.

— Готовимся к захвату.

Алексей опускает рацию и медленно толкает дверь. Оборачивается на короткий миг, встречаясь с моим напряженным взглядом. Я не собираюсь идти следом, и в подтверждение своего намерения, молча киваю. Слегка пригнувшись, Алексей выходит на улицу и крадется вдоль стены гаража. Я слышу шипение рации и шелест его шагов, звуки радио из машины, стук какого-то инструмента «автомехаников». А потом звуки ускользают, оставляя меня наедине со странным ощущением — запертого, словно в консервной банке пленника. Да какой я пленник?! Вот Рада… Я свободно хожу по бетонному полу, слушаю обрывки песен, доносящихся из машины, а моя девочка сейчас страдает. Руки ведет от крупной дрожи, глаза наливаются слезами, а тело зудит от непередаваемого нетерпения. Шагаю, как часовой по плацу.

— Да сядь ты, Егор. Не мельтеши. — Васька открывает дверь и взмахивает ладонью. — Ты все равно сейчас не поможешь. Остается только ждать.

— Легко тебе говорить, — сухо бросаю я не шелохнувшись. — Ты заварил эту кашу, а расхлебывать мне?

— Ну, прости, Егор. Я восстановлю сгоревшее здание за свой счет. — Васильков виновато отирает затылок.

— Я не против. Денег-то хватит?

— Мои проблемы.

— А дочь... ты мне тоже...

— Не смей, Егор. С ней все хорошо будет.

Васька выходит из машины и становится рядом. Опускает ладони в карманы брюк и понуро клонит голову. Мы просто молчим, потому что слова сейчас излишни. Неуместны. Восприятие концентрируется на окружающих звуках и запахах. Шаги, шорохи, запах бензина и табака, а еще…гари.

— Дымовая завеса, — шепчет Васька. — Может, выйдем?

— Не уверен. — Оглядывая гараж в поисках окна или другого отверстия, произношу я. — Я доверяю Алексею.

— Егор, там крики!

Мы приникаем к входной двери и тихонько приоткрываем ее. Васильков опускается на колени, великодушно уступая мне место в верхнем ряду. В сгустившемся белом дыме виднеются двигающиеся темные фигуры. Они мелькают, как тени или опытные ниндзя совсем рядом. Кажется, протяни руку и тронешь.

— Штурмуем здание! — голос Алексея Николаевича звучит, напротив, несколько отдаленно, как будто в пятидесяти метрах.

— Бросьте оружие! К стене!

— Симко, ломайте дверь!

— Ни с места! Стреляю на поражение!

Грохот, скрежет металла, шаги, крики… Меня словно затягивает в огненную спираль, сплетенную из звуков и запахов, чужих ругательств, приказов, голосов. Она выжигает все, оставляя свисающие грязные струпья отчаяния. Оно заполняет и без того пыльный гараж, вытравливая воздух, не дает двигать руками. Жить. Все кажется ложью — подстроенной, глупой, безумной. Кажется, сейчас дверь распахнется и оператор выкрикнет: «Стоп, снято!» Но вместо этого я слышу громкий голос дочери:

— Папа-а-а-а! Папочка! Где мой папа?

Отталкиваю Василькова и распахиваю дверь, наплевав на предостережения следователя. Беловатый туман рассеивается, открывая взору картину: Алексей, застегивает наручники на одном из похитителей, Саша ведет второго к полицейскому «бобику». Темные фигуры спецназовцев бесшумно исчезают, скрываясь за поворотом.

— Сук-уки… — голос третьего, скрипучий, прокуренный пронзает воздух. Его выводят из гаража последним. Выходит, мне звонил он. И к Лизе приходил тоже он. Мне хочется отодвинуть, стереть, будто ластиком неприятную, отталкивающую декорацию и увидеть, наконец, свою дочь…

— Радочка, где моя крестница?— рокочет за спиной голос Василькова. — Девочка моя…