Дорога смерти - Илья Бушмин (2015)

– Те, кто… Те, кто все это придумал и создал. Б…, да они… Я сам видел, как они отправляли тех, кто научился убивать, за границу. Им давали паспорта, которые не отличишь от настоящих, и пацаны уезжали из страны. Воевать и убивать, понимаете? Не одно-двух человек, как здесь, а убивать по-настоящему. На месте их уже ждали. Это… у них целая система, или как это называется, структура. Они связаны с очень многими, там огромные бабки крутятся. Это бабло от анаши, это ведь фуфло просто! Это был повод. Через анашу на нас всех и вышли. Они уже знали все. Кто за что сидел, кого за что ищут… И предложили хорошие бабосы за то, что мы умеем. Или чего не умеем, но нас научат.

Расков был поражен, и ему пришлось приложить немалые усилия, несмотря на привычку хранить непроницаемую невозмутимость, чтобы это не отразилось на лице. Все, о чем он говорил с самого начала. Все, над чем он работал с первого дня участия в работе штаба по поимке банды ДТА. Все внезапно приобрело смысл и очертания.

– Тренировочный лагерь, – сказал Расков. – У вас был тренировочный лагерь.

Щека Нестерова дернулось. Затушив сигарету, он тут же потянулся к следующей.

– Типа того. Мы называли это просто база.

– Где она находилась?

– Нигде. Самой базы не было. Мы все и были базой. Не было определенного места. Были точки. Несколько явок. Одна из них – та, в которую на случай провала должен был уехать Томилин. Уехать туда и ждать инструкций.

– От кого? От Латыпова?

– Нет. Латыпов… он просто делал грязную работу. Прикрывал, отмазывал. Получал инструкции. Был типа посредником. Между нами всеми и… и теми, кто стоял за всем этим. Латыпова тоже… как бы это сказать… завербовали.

– Кто? – Расков подался вперед. – Кто завербовал? Кто стоит за всем? Ты его знаешь?

– Его пару раз боссом называли. Несколько раз я возил Томилина на место, где они встречались с ним. Самого босса я не видел.

– Что ты о нем слышал? Кто он? Томилин ведь говорил о нем что-нибудь?

– Послушайте, – Нестеров решительно выдохнул. – Я прямо сейчас могу подписать себе смертельный приговор, если буду и дальше трепаться. И я… я больше ничего не скажу. Пока мы не договоримся.

– Что? – Расков стиснул зубы. – Парень, мы с тобой уж договорились.

– Нет. Да, я боюсь. Вы бы на моем месте тоже боялись. Я жить хочу. Когда я ввязался в это, я ведь не знал, во что именно вляпываюсь. Вначале все звучало круто, пока я не допер, кого из нас готовят… – Нестеров помотал головой, заглушая панику и сосредотачиваясь. – Мне нужна полная безопасность. Я хочу выйти. Сменить имя. Только так меня не найдут. Иначе мне по-любому конец. И если я расскажу все, что знаю… Все, что слышал… Я хочу точно знать, что я буду под защитой. Что у меня будет шанс соскочить и живым остаться. Пока вы не сможете гарантировать все это, я больше не скажу ни слова.

***

Оказалось, что Бегин находился в больнице целую вечность. Когда его доставили в медучреждение, он был при смерти. Еще в пути остановилось сердце, но благодаря дефибриллятору его удалось запустить снова. В первые же часы ему сделали срочную операцию, котрая длилась пять часов. Потеря крови была критической, но врачам удалось его вытащить. Через трое суток открылось еще одно внутреннее кровотечение, и не приходящего в сознание Бегина отправили на очередную операцию. После этого его, напичканного препаратами и подключенного к множеству приборов и датчиков, оставили в покое, но он находился под постоянным наблюдением. Когда стало понятно, что Бегин будет жить, его перевели из реанимации в интенсивную терапию.

Впервые Бегин пришел в себя он только через две с половиной недели.

Еще через неделю он смог окрепнуть настолько, что находился в сознании большую часть дня.

Все это время к нему никого не пускали.