Соблазнитель - Ненацкий Збигнев (2007)

– Вы отвергаете возможность существования двойственности в человеческой натуре? В то время, когда он пишет книгу, ему не обязательно помнить свои медицинские знания, достаточно лишь ориентироваться в кругу литературных традиций. Можно пойти в церковь, помолиться, а потом красть. Молиться за то, чтобы нас не поймали на краже, разве не так? Что касается меня, то медицинские знания мне очень мешают. Вы не верите? Приведу один пример. В скольких книжках я читал, как прекрасные девицы в помещичьих усадьбах «покрывались румянцем», когда появлялись красивые молодые люди. Или при одном упоминании о выходе замуж на их лицах выступал «девичий румянец». Авторы нас убеждают, что этот румянец вызван чувством стыда, невинности, благородства сердца. Не исключено, что человек может «покраснеть от стыда». Но когда молодой, красивый мужчина подходит к молодой и прелестной женщине, берет ее за руку и намекает на возможное супружество, то где кончается румянец стыда и начинается явление, которое Мастерс и Джонсон назвали «sex-flush», то есть «сексуальный румянец»? Эти прекрасные и добродетельные барышни из хороших семейств вовсе не были более невинными, чем наши современные девушки, и нет причин считать, что в своих девичьих спальнях они не видели эротических снов и не занимались мастурбацией. Присутствие любимого мужчины должно было их сексуально стимулировать. И читая, как герой берет героиню за руку, а на ее лице «появляется румянец», мне хочется ему сказать: «Давай, давай, атакуй сильнее, она так возбуждена, что почти близка к оргазму. Ты этого не видишь, потому что она одета, но я тебе говорю, что у нее уже покраснела нижняя часть живота, затем румянец поднимается выше и выше, пока с шеи не хлынет на щеки». Но он не отваживается идти дальше, потому что этот румянец считает признаком застенчивой невинности.

Я пожал плечами.

– Вы мне не верите? – удивился Иорг. – Ну, что же, придется привести другой пример. Он касается так называемой «infelix amor», или несчастной любви, которая может довести до безумия. Художественная литература полна такими примерами. Автор романа обязательно должен заглянуть в эту сокровищницу, если хочет добиться хоть какого-то успеха. А между тем медицина подсказывает ему, что «infelix amor» является лишь продуктом богатого писательского воображения и социальной мифологии, родившейся на почве поверхностного наблюдения над некоторыми человеческими индивидуумами, – я здесь цитирую одного из самых крупных современных врачей. Состояние влюбленности у нормального человека проходит без каких-либо психических нарушений в смысле психопатологии. В то же время психопатов – как говорит этот врач – оно способно вывести из равновесия и, пользуясь медицинским языком, вызвать потрясающую реакцию. Счастливая или несчастная любовь может иметь сходство с психозом, но это, мой друг, состояние физиологическое. Только на почве психопатии, при воздействии еще и других окружающих человека условий жизни или болезнетворных факторов, несчастная любовь может стать почвой для некоторых реактивных состояний, но психозы на этом фоне неизвестны. К примеру, тяжкая меланхолия, которая не поддается психотерапии, наверняка вызвана не несчастной любовью – как бы больной упрямо на этом не настаивал и в чем бы было уверено его окружение – а, в принципе, имеет циклофреническую[23] почву.

В этом медики убеждались десятки раз после использования тимолептиков[24].

Выписываются лекарства – и вдруг человек оживает, становится радостным, чувствует себя освободившимся от своей несчастной любви.

– Ужасно, – сказал я.

– Почему? Неужели лучше, чтобы он покончил с собой, замучив перед этим женщину, которую одарил своей неразделенной любовью? Впрочем, если вы и в самом деле кого-то любите, а не впадаете лишь в любовную манию, то тимолептики не изменят ваши чувства. Настоящая любовь невосприимчива к фармакологии.

– Вертер? – спросил я с беспокойством. – Арбенин? Вокульский?