— Нет. — Кивнула головой на окно, в котором мелькнуло встревоженное лицо его мамы. — Тебе лучше вернуться в дом. Там твой отец. Рвет и мечет. Разберись с ним сначала, а мы увидимся позже.

Дима проследил за моим взглядом. Его лицо моментально напряглось.

— Ты уверена?

— Да. — Улыбнулась я, сжала его ладонь, встала на цыпочки и поцеловала парня в щеку. — Все хорошо. Я уже вызвала такси.

Он опустил взгляд на мои ноги. Они все еще были в домашних тапочках, украшенных пушистыми колобочками из меха. Я истерически хихикнула. Да. Хороша. А что ты хотела? Появилась в таком виде. Немудрено, что тебя приняли за Золушку.

Золушка и есть.

— Юра, послушай! — Донеслось из приоткрытого окна.

— Соня, это что, лифчик?! — Взорвался мужчина, рыча, как лев, и заставив сына почти побледнеть от растерянности. — Как же влетит этому сучонку!

Но Диме несмотря ни на что хотелось проводить меня. Это было видно по его взгляду. Он так и стоял, словно замороженный, не решаясь меня отпустить. Поэтому, потрепав парня по плечу, я улыбнулась:

— Тебе пора.

Подмигнула, развернулась и на ватных ногах понеслась прочь.

Не совсем вежливым было сбегать от Диминых родителей вот так, без объяснений, но и становиться невольным свидетелем семейной ссоры мне тоже не хотелось. Ох, и попадет моему разукрашке за устроенный кавардак! Ох, попадет! Нового скандала ему не избежать, это точно.

Но меня сейчас сильнее волновало то сообщение, которое пришло на телефон от мамы. Плохо было дело, явно плохо. Мы знали, что отец болен, но никогда не просили ее рассказывать подробностей. Мама почему-то решила, что это ее крест, да и просто жалела человека, за которым больше некому было ухаживать. Потому не могла оставить в беде. А теперь она звала к нему нас, его детей. Брошенных им самим когда-то.

Пашка… Тот совершенно ничего не хотел слышать о предателе. Никогда. Болезнь его он считал мнимой. Подозревал, что деньги матери пропивает. Помощь оказывать беглому отцу пытался запрещать. Захочет ли он теперь прийти? Вряд ли. Даже слушать не будет.

Я? Да я даже не знала, как мне реагировать на человека, которого и помню то с трудом. Какой-то образ отложился в памяти: мужчина, среднего телосложения, с крепкими сильными руками, коротким ежиком волос и напряженными темными глазами. Который редко бывал дома и почти никогда не играл с нами.

Чаще он брал на себя функции наказания. В основном, брата, потому что тот любил разбирать игрушки и раскидывать. Папа сажал меня за стол, давал карандаш и альбом, а сам ходил по комнате и отчитывал сидящего на полу Пашку.

Был ли причиной сломанный игрушечный КАМАЗ или камешек, выпущенный из рогатки, тирады всегда были долгими и сводились к тому, как сильно он был в нем разочарован. После их окончания отец уходил на кухню, а я соскакивала с места, чтобы пожалеть брата. Пашка всегда слушал молча, не хотел получить по заднице. Знал, что неповиновение будет сурово наказано. И долго потом не выходил из комнаты.

Вот и все воспоминания. Все счастливые моменты всегда ассоциировались с мамой. Так зачем нам вдруг понадобилось посещать этого человека? Что такое стряслось?

Я махнула рукой, останавливая такси. В большом уютном кармане кардигана нашёлся миниатюрный клатч. Значит, с оплатой проблем не будет. Назвала адрес, который всегда значился мелким шрифтом на платежках за кредит. Когда машина тронулась с места, достала из кармана звонящий телефон и приложила к уху.

— Да.

— Прости меня! — Послышалось из трубки.

— За что? — Улыбнулась я, глядя на мелькающие за окном большие шикарные дома.

Руки все еще тряслись, то ли от волнения, то ли от обиды. Не совсем приятно было ощутить, что не соответствуешь чьим-то представлениям о том, как должна выглядеть девушка сына.

— Мама сказала, что он принял тебя за прислугу… — Димкин голос казался взволнованным.