Апогей - Мари Явь (2021)

Забирая из рук раздатчицы свою порцию тушенки и макарон, а также твердокожее зеленое яблоко, я отхожу, осматривая шумный зал. Я уже знаю, за какой именно стол сяду, просто мне нужно убедиться сначала, что я там буду не одна. Так и есть, потому, взяв курс, я иду вглубь огромного зала. Вперед, к дальней стене, немного левее, после чего опускаю свою поднос, садясь напротив Молчуна.

Это уже стало привычным как для него, так и для меня. Раньше он всегда сидел один, и я так не смогла выяснить почему: никто не решался подсесть к нему или же он сам никому не разрешал нарушать свое личное пространство? Думаю, первое, потому что когда я подошла к нему с просьбой позволить сесть именно за этот стол, он мне не отказал. Вообще-то, парень промолчал, и это хоть и не было восторженным согласием, но и как отказ не читалось.

И, конечно, были причины, по которым я предпочла сидеть рядом с ним, а не со своим братом, его девушкой и шумной компанией их друзей. Мне нравилось молчать вместе с Иудой. А еще он напоминал мне Франси.

Начиная ковыряться в своей тарелке, я в очередной раз думала над нелогичностью человеческой души. Моей, в частности. Все это время, пытаясь возненавидеть клан Вимур, вынесший моим родным смертный приговор, я натыкалась на необъятную пустоту. Мне не из чего было растить свою ненависть. Представляя лица Франси, Каина, главы, мадам Бланш, я просто не могла вообразить тот момент, когда они коварно решились на убийство, и с этой целью послали жестоких палачей, ожидая, когда те, выполнив поручение, приволокут меня обратно в особняк, для продолжения экзекуции.

Мне нужно было их ненавидеть хотя бы потому, что это облегчило бы мне жизнь, но я не могла. Потому что в синих глазах, некогда смотревших на меня, я никогда не видела желания причинить мне боль, которая выжжет мою душу дотла. Потому что устала от ненависти, окружавшей меня. Потому что это было бесполезно, ведь я не видела себя в роли роковой мстительницы.

Может, старик Захария и смог бы научить меня сражаться, но научить отнимать жизнь — вряд ли. И, наверное, мое безволие когда-нибудь его доконает.

Устав от вида неаппетитной еды, я подняла голову. Молчун достал внушительного размера разделочный нож и принялся медленно и с явным наслаждением снимать кожицу со своего яблока. Я некоторое время глядела на то, как из-под лезвия выходит длинная зеленая завитушка, а потом рассеянным взглядом обвела столовую и присутствующих здесь людей. Кнут, кажется, только этого и ждал, потому поймав мой взгляд, махнул рукой в приглашающем жесте.

Сидящие рядом с ним девушки и парни смеются, смотрят в нашу сторону и что-то говорят друг другу. Думаю, это опять нечто пошлое, на большее их головы не способны.

— Почистить?

Я вновь смотрю на Иуду. Я так и не привыкла к его голосу, потому, стоит ему заговорить, и я вздрагиваю. В такие моменты мне кажется, что его неожиданно подменил незнакомец с таким же бледным лицом, вечно растрепанными темными волосами и глазами цвета печали и дождливого неба.

— Пожалуйста. — Отвечаю я, глядя на то, как он берет мое яблоко в руки.

Похоже, сегодня я узнала еще одну правду о Молчуне помимо того, что он отшельник, входит в ближайшее окружение Захарии и является местным оружейником. Он был самым порядочным из всего этого фанатически настроенного братства.

* * *

Включать имена отца, брата и мачехи в заупокойные молитвы, добровольно вычеркивая их тем самым из мира живых, становилось с каждым днем все проще. Это повторялось дважды в день, утром и вечером, на протяжении нескольких недель, и походило на удары по одному и тому же больному месту.

Думаю, так эта часть моей души атрофируется окончательно. Странно, что после смерти мамы этого не произошло. Возможно, дело в том, что тогда я была еще совсем малышкой и делила горе на троих?