Пари на секс - Ульяна Гринь (2019)

— Велкам, мисс, не стесняйся, проходи, будь как дома.

— Но не забывай, что ты в гостях, — продолжила я любимой фразой покойного деда и вскрикнула, шуганувшись назад: — Блин, кто там?!

— Где? А, там… Не бойся, — заржал Кузя. — Это манекены!

— Какого чёрта тут делают манекены? — пробурчала я, разглядывая белые статуи в одежде из папье-маше. Некоторые были без голов. Но самые страшные — с головами и белыми пустыми глазами. Мне стало не по себе, и даже Кузин поцелуй не спас ситуацию.

Хотя друг старался вовсю. Ласкал меня под кофточкой, сжимая груди в ладонях, теребя пальцами соски, а потом и вовсе задрал одежду, приник к соску губами, одновременно расстёгивая джинсы. Я старалась отдаться процессу с головой и остальными потрохами, но манекены смотрели. И я косилась на них. Они на меня, я на них…

— Кузя…

— Что, — отозвался он, тяжело дыша, пока его пальцы ритмично входили и выходили в любимое отверстие моего тела.

— Они смотрят…

— Пусть смотрят, тебе что — жалко?

— Балда! — я шлёпнула Кузю по макушке, и он обиделся, развернул меня спиной к себе и нагнул:

— Ты наказана, Глинская! Смотри теперь на них!

— Эй!

Вместо пальцев в меня ворвался уже член, причиняя сладкое удовольствие, распаляя робкий огонек страсти и желания снова вжаться бёдрами в Кузины бёдра и выпить его до конца, до самой последней капельки…

— Кузя… Я их боюсь… — задыхаясь от наслаждения и нахлынувшего страха перед страшными белёсыми лицами, простонала я. — А вдруг они и правда смотрят?

— О-о-о-о! Глинская!

Он посильнее ухватил меня за талию, словно возбудился от этой мысли, и я тоже вскрикнула:

— Кузьмин! Что?

— Не мигай и не отворачивайся, — бросил он сдавленным голосом, обнимая меня крепче, вколачиваясь глубже и стремительней.

А я растопырила глаза, пялясь на всех манекенов сразу, чтобы не дай бог не пропустить малейшее шевеление. И заорала:

— Он двинулся! А-а-а-а!

— О-о-о-о! — вторил мне Кузя.

— Ы-ы-ы-ы!

Восхитительный оргазм, слепленный из возбуждения и адреналинового выброса, накрыл меня с головой, заставив влагалище сжиматься в ритме пульса, и Кузя не выдержал, хрипло зарычал, кончая…

Выжатые, как две губки, мы некоторое время так и стояли обнявшись, пока его член не выскользнул из меня. Ощутив противную пустоту внутри, я сказала вредным голосом:

— Если ты ещё раз… Ещё один маленький разочек заставишь меня заниматься эксгибиционизмом…

— То что будет?

— Будет мясо, Кузьмин!

— Они милые, эти манекены! Стоят, смотрят, не критикуют!

— Ах-ах, главное — не критикуют!

— Тебе есть что добавить? Что-то не устроило мисс?

— Нет-нет, всё было прекрасно, паутина на балках, мусор и шуршание крыс — это так романтично!

— Нет тут никаких крыс, — неуверенно ответил Кузя.

— Значит, это голуби.

— Голуби — милые птички! Ты когда-нибудь видела голубят?

— Не видела. И не милые. Это летучие крысы, между прочим…

— Да пофиг!

Он развернул меня лицом к себе, вгляделся в глаза, сказал:

— Глинская, ты чувствуешь то же, что и я?

— Зависит, — шёпотом ответила, любуясь отблесками фонарного света, проникающего через маленькое окошко в крыше.

— Значит, не чувствуешь…

— Ты скажи, что именно…

— Не скажу.

— Отож. Догадайся, мол, сама…

— Да.

— Мне хорошо с тобой. Даже если на нас пялятся манекены.

— Это почти оно, — весело и громко сказал Кузя, спугнув тишину. — Пошли, твои уже, небось, хватились.

— Видео, — напомнила я, с грустью ощутив, как рвётся та неземная материя между нами. Надо было сказать ему… Сказать то, что я действительно чувствую всякий раз, когда вижу Кузю. А то вдруг завтра помру, а он так и не узнает?