Безнадежно одинокий король - Генрих VIII и шесть его жен - Джордж Маргарет (2012)

Кромвель — как обычно, в простом черном костюме — расположился справа за первым нижним столом и о чем-то серьезно беседовал с Брэндоном. Я заметил, что он не притронулся к вину. А Чарлз, конечно, ни в чем себе не отказывал.

Напротив них, за другим столом, пировали придворные дамы. Вот новая супруга Брэндона — Кэтрин. (Я упорно считал ее «новой», хотя они поженились давно, в тот год, когда родилась принцесса Елизавета.) Рядом Элизабет Блаунт — ныне леди Клинтон. Я окинул ее внимательным и нежным взглядом, но не узнал в ней знакомую мне когда-то Бесси. Она сохранила стройную фигуру, однако часто покашливала, кутаясь в меховую накидку, теплую, насколько позволяла мода. Видно, силы Бесси подтачивала чахотка. До боли знакомые признаки болезни. Хладнокровно отметив их, я невольно вздрогнул. Да, она… вероятно, не доживет до старости. Нам хочется, чтобы спутники нашей юности оставались вечно молодыми, чтобы напоминать нам, какими мы были, а не какими стали. Выходит, лучше умереть молодым? Безусловно, если вас настигнет ранняя смерть, вы сделаете приятно тому, для кого ваше существование является своего рода критерием, пробным камнем.

Мария надела фиолетовое платье. Она обожала этот королевский цвет и, поскольку получила на него право, не видела препятствий к тому, чтобы фиалковым стал весь ее гардероб, включавший помимо платьев головные уборы, туфли и даже носовые платки. Увы, лиловый оттенок не шел принцессе — он придавал ее лицу желтушный оттенок. А вот соседка Марии, на редкость симпатичная особа, отлично знала, какие цвета ей подходят. Бледно-розовый наряд подчеркивал белизну ее плеч, по которым рассыпались золотисто-каштановые локоны. Она болтала о чем-то с сидевшей слева Елизаветой. Ее непокорные рыжие волосы, зачесанные назад, укротила золоченая сеточка. Фрейлины выбрали для девочки скромное коричневое платьице. В свои шесть лет она была на редкость серьезной и чопорной, и издали мне сперва показалось, будто я вижу старую Маргариту Бофор, вновь ожившую, дабы укорять и осуждать меня. От прабабушки Елизавете достались не только манеры, но и живые колючие бусины черных глаз. Однако золотоволосой даме в пенно-розовых кружевах и оборках удалось рассмешить малышку. Кто она, интересно?

Скатерть передо мной оросилась брызгами слюны. Анна заговорила. Я повернулся к ней. Да, она что-то прокаркала, но я не понял ни единого слова. Я сделал знак Хостодену, клевскому послу, и он подошел к нашим креслам.

— Миледи говорит, что ей очень нравится такое благочестивое общество, — сдержанно перевел он.

— Передайте королеве, — сказал я, и это так странно прозвучало, — что мы немедленно наймем для нее учителя. Она должна выучить язык своих подданных.

Анна энергично кивнула, качнув громоздким головным убором. Мне снова пришли на ум слоновьи уши.

— Леди Анна со свитой прибыли в Англию, — продолжил я разговор с послом, — и им пора отказаться от национальных нарядов и одеваться согласно здешней моде. Завтра я пришлю к ее фрейлинам нашу придворную модистку.

Дамы внимательно выслушали перевод, и на их лицах отразилось возмущение.

— Они говорят, что неприлично отказываться от скромных головных уборов, — сообщил Хостоден. — У нас считается безнравственным показывать волосы.

— Абсурд! Если их не устраивают английские обычаи и наряды, то им следует вернуться в Клеве!

Мрачно выслушав это заявление, они выразили желание вернуться. Я изумился и даже почувствовал себя оскорбленным. С такой легкостью согласиться покинуть Англию! Однако моя обида прошла почти мгновенно, ибо я быстро сообразил, что лучше отослать на родину как можно больше иноземцев и заменить их соотечественниками. Во времена моей юности королевский двор блистал великолепием молодости и красоты, я сравнил бы его с летним лугом, где распускаются яркие цветы и порхают бабочки. Под английским солнцем можно отыскать юных и прелестных — пусть они украсят своим присутствием столицу.