Безнадежно одинокий король - Генрих VIII и шесть его жен - Джордж Маргарет (2012)

Сироп подействовал быстро, и я провалился в глубокий беспробудный сон до самого утра. Проснувшись, я увидел, что солнце давно встало. За окнами синело чистое небо, по полу тянулись полосы золотого света. О вчерашней напасти я вспомнил, лишь спустив ноги с кровати. Резкая боль опрокинула меня обратно на подушки, словно свалившаяся сверху дубовая балка. Значит, мой враг тоже проснулся и изготовился к бою. Ладно же, посмотрим, кто кого! Я вызвал доктора Баттса. Он пришел, наложил мне на ногу дневную повязку и выдал полчашечки сиропа. Потом я пригласил управляющего гардеробом, и мы с ним выбрали наряд, украшенный изысканными драгоценностями, дабы все внимание окружающих сосредоточилось на моем торсе, а не на нижних конечностях.

Такова будет моя стратегия на ближайшие три дня. Маскировка недомогания. Подавление внутренней боли. Использование одежды как союзника в сражении с коварной болезнью.

* * *

Екатерине я разрешил развлекаться с друзьями. Именно от нее мне больше всего хотелось скрыть собственную слабость. Избавленная от необходимости сидеть рядом со мной, она не ограничилась разговорами с придворными франтами, поэтами и своими родственниками из Говардов, но также познакомилась с отпрысками шотландских и ирландских вождей. Согласно общему мнению, этим юношам следовало временно остаться на придворной службе, дабы приобщиться к культуре и получить «приличное воспитание». А его им определенно не хватало. Громадный шотландский князек, чье лицо обильно усыпали веснушки, довольно дико смотрелся в многокрасочных шерстяных одеждах. Над его детородными органами игриво болталась отделанная мехом мошна. У ирландского принца была светлая, оттенка слоновой кости, кожа, а черты отличались женственной, извращенной красотой. Он умел играть на дикарского вида арфе, каковую решительно не хотел выпускать из рук. Впрочем, этот парень не умел танцевать, понятия не имел, как вести себя с иностранными послами или развлекать дам шутливой светской беседой.

Вчера вечером я показал себя во всей красе, исполнив сольный танец; никто не заподозрит, какая необходимость вынудила меня сегодня лениво сидеть среди самых степенных дам и придворных. Они уже достигли среднего возраста и оставили ветреные привычки молодости, находя удовольствие в умной беседе. К сожалению, в их кругу обсуждались лишь вопросы теологии, философии и политики.

Большей частью я разговаривал с дамами — молодой женой Брэндона Кэтрин, вдовой Латимер, леди Анной Герберт и Джоан Чампернаун. Эти благочестивые особы замечательно и ясно выражали свои мысли. И мне пришлось признать, что — как я и подозревал — молодежь нынче склонна оправдывать некоторые изыскания протестантов. Протестантизм, увлекательный и фундаментальный, был внове. Он привлекал своенравные натуры и пытливые умы. Углубившись в эти учения, можно было незаметно утонуть в океане ереси, однако наши милые дамы просто плескались на мелководье, опираясь на доступные женскому уму понятия.

«Как скучна, должно быть, женская доля, — думал я, поглядывая на своих собеседниц. — У женщин так мало занятий, которые могли бы украсить и разнообразить жизнь. Неудивительно, что им интересен протестантизм. Они ныряют в его неизведанные глубины, испытывая возбуждение, обычно непозволительное для женского пола».

— Что ж, мадам, — сказал я, обращаясь к вдове Латимера, Екатерине Парр, — я очень рад, что вы смогли приехать на праздники.

— Благодарю, ваше величество, за то, что вы пригласили меня, — склонив голову, ответила она.

Значит, «деликатный вопрос» улажен цивилизованным путем. Ее покойный муж, старый лорд Латимер, был из северян. Он слыл консервативным католиком, сторонником мятежных «паломников». Приглашение на Рождество, отправленное его вдове, означало, что я не причисляю их род к опальным изменникам.