Безнадежно одинокий король - Генрих VIII и шесть его жен - Джордж Маргарет (2012)

Она обхватила меня горячими ногами. Казалось, мой стан жаркими кольцами обвивают змеи. Сокровенное лоно, увлажненное росой желания, было готово принять меня. Все его розовые складочки раскрылись, точно лепестки затейливого цветка, и манили в тайную бездну. Издав стон ликования, я ворвался в темную глубь и достиг вершины неописуемого блаженства.

* * *

Таково поэтическое описание. Но не пора ли вернуться к прозе, более уместной в ходе судебного разбирательства? Поскольку сейчас я чувствую неприятие и гнев, читая эти строки. Рука моя начертала их по памяти — а память об этих днях до сих пор терзает меня, словно кость в горле. Да, тогда я превозносил до небес наше супружеское счастье, не зная правды. А теперь я представлю вам подлинную картину, омраченную более поздними сведениями.

Мессалина, развратница, умащенная ароматными маслами, околдовала меня до безумия. В ее присутствии и благодаря ее искушенной обольстительности я верил, что она обожает меня. Мне казалось, нас соединяет взаимная любовь. Эта женщина стремилась слиться со мной, поддерживая каждое движение, содрогалась от страсти, словно приближаясь к вершинам райского наслаждения, а я, очарованный ее мастерством, проникал и погружался в ее жаркие недра, воспламененный любовью, и чувствовал, как она трепещет, как содрогается всем телом, а потом замирает в блаженном изнеможении. Она возбужденно стонала, и я ощущал судорожное биение, волнами исходящее из глубин ее естества. Моя сперма извергалась фонтанами, орошая наши тела и даря липкое благословение нашей любви. Припадая к женскому лону, я наслаждался нашими животворными извержениями. Я ощущал, как сочатся из моего органа и ее чрева последние капли страсти.

Зачем же я решил записать это? Воспоминания эти отвратительны. Но они могли бы оказаться приятными, моя память могла бы лелеять их, как сладчайшие моменты жизни. Увы, правда безжалостна: неразделенная любовь горька, она не дарит радости и подобна слоеному пирогу без начинки — он соблазнителен на вид и дразнит аппетит, но вкус его разочаровывает. Так и в любви. Когда возбуждение гаснет, а в душе остается пустота. Вот почему я не вымарываю эти постыдные страницы. Мои позор и глупость, ее предательство. Наши взаимные удовольствия. Ибо мы их испытывали, и одно это порождает сожаление и печаль. И как раз этого я не могу понять… Наслаждение существовало независимо от чувств, неоспоримое и недосягаемое, как божество.

Неделей позже я был сражен наповал, сбит с ног коварным ударом.

XXXVIII

Уилл:

Меня увлекли его воспоминания. Те рождественские праздники он провел в лихорадочном возбуждении, казался почти невменяемым. Поэтому когда король послал за мной на тринадцатый день января, я, естественно, предположил, что ему захотелось пооткровенничать. (Я числился его мирским исповедником, а Кранмер проходил по духовной части.) Понятно, его наверняка волновала сумасбродная идея, завершившаяся выпуском золотой монеты в честь Екатерины. В мои намерения входило открыть ему глаза. Люди возмущались столь неоправданной щедростью короля, хуже того (с точки зрения Хэла), смеялись над ним. Его называли влюбленным стариком, распутником, ослепленным собственным вожделением и увязшим в болоте сладострастия. Екатерину никто не признавал настоящей королевой. Народу нравилась Анна Клевская, ее считали (несмотря на грубоватость нравов, простолюдины отличаются природной мудростью) особой благонравной и высокородной. А кто такая Екатерина Говард? Едва глянув на нее, англичане распознали ее распутную натуру вопреки тому, что король видел в ней нечто иное. Я собирался рассказать ему все, догадываясь, что его тревожит. Но такой возможности, увы, не представилось, хотя мне следовало набраться смелости для откровенного разговора. Меня опередила болезнь Хэла, лишившая его всех радужных надежд.

* * *