Гринвич-парк - Кэтрин Фолкнер (2021)

Отец Рейчел — Джон, как он представился, — вышагивает по комнате, словно ищет зацепки, подсказки, которые можно записать в блокнот, что он сжимает в одной руке. Карандаш он заложил за ухо. Джон — мужчина невысокого роста и тщедушный, как и его дочь. И кажется, будто все в нем находится в постоянном движении.

— Сегодня утром я слышала по радио ваше обращение, — говорю я. — Очень вам сочувствую. Даже представить трудно, что вы сейчас переживаете… Я рада бы сообщить то, что вам хочется услышать, Но правда не знаю, что еще добавить. Кроме того, что уже рассказала полицейским.

При упоминании полиции его лицо искажает гримаса.

— Я им не доверяю, — заявляет он. — Я теребил их две недели. Говорил, что так не бывает, что она не могла просто так взять и исчезнуть. С ней наверняка что-то случилось, говорил я им. А они ничего не предпринимали.

— Я… думаю, теперь они всерьез занимаются ее поисками. Пресс-конференцию провели…

— Да пора бы уже.

— Уверена, это поможет, — подбадриваю его я.

Тут бравада начинает немного слетать с отца Рейчел, плечи его опускаются. Наконец он грузно садится на диван, протяжно выдыхает, обмякает, будто сдувшийся шарик.

— Не знаю, Хелен. Надеюсь… Надеюсь, еще не поздно. Я не вынесу, если… Не вынесу…

Он вешает голову, вдавливает в глазницы подушечки ладоней. Я трогаю его за плечо, но он вздрагивает. Я быстро отдергиваю руку.

Жаль, что Дэниэла нет дома. Он предупредил, что на этой неделе каждый день будет работать допоздна, — чтобы потом, когда родится ребенок, больше времени проводить с семьей.

— Теперь уже недолго. Я просто хочу иметь небольшой задел. Это ведь разумно, ты не находишь? Позвони, если понадоблюсь. Или если что-то случится.

Тогда я с ним согласилась. Но теперь начинаю об этом жалеть.

— Знаете, у нее ведь было мало друзей, — угрюмо произносит Джон.

Я осторожно присаживаюсь на надувной гимнастический мяч и, придав голосу беззаботность, говорю:

— Вы наверняка ошибаетесь…

— Нет, — перебивает меня он, качая головой. — Друзей у нее было мало. — Его черты тронуты печалью. — Не умела она дружить, наша Рейчел.

Я не знаю, как реагировать. Джон щелкает пальцами, держа руки на коленях. В комнате жарко. Батареи центрального отопления слишком горячие. Я встаю, чтобы открыть окно. Мяч, больше не прижимаемый к полу массой моего тела, откатывается и легонько ударяется о стену.

— В полиции мне сказали, что, по вашему мнению, Рейчел беременна. Это правда? — уточняет он.

Я киваю.

— А вам она не сообщила?

Он качает головой.

— Почему она мне-то ничего не сказала?

— Не знаю.

В его глазах, словно свет газового фонаря, снова вспыхивает гнев:

— Ну конечно… вы такая же, как они. Никто не хочет дать мне прямого ответа. Всем плевать.

Я стараюсь дышать глубоко. Прижимаю ладонь к боковине дивана, пытаюсь успокоиться.

— Послушайте, — говорю я мягко. — Вы не правы. Я очень тревожусь за Рейчел. Мне не все равно. Но поймите, она прислала мне…

— Я должен был лучше заботиться о ней. — Джон снова принимается мерить шагами комнату. Ботинки у него грязные. Он будто забыл про меня, будто разговаривает сам с собой: — Я так гордился, что она в Лондоне. Выбивается в люди. Если б я знал, как она живет… Она сказала, что поселилась в Далстоне. Я и представить не мог, что это такое… Ужасная высотка, две чванливые соседки, вечно насмехающиеся над ней. А теперь еще вы говорите, что она беременна…

— Постойте. Далстон? То есть на востоке Лондона? Когда она там жила?

Он удивленно таращится на меня.

— До того, как переехала к вам.

— Не может быть. Она определенно жила где-то здесь, в Гринвиче. По крайней мере, уже в ту пору, когда я с ней познакомилась, — летом.

Хмурясь, Джон вновь усаживается на диван. Я смотрю на чашку с чаем, что стоит на столе. Наверное, уже остыл, определяю я. Поверхность начинает затягивать серая пленка.