Нераздельные - Нил Шустерман (2015)

Везде: на кране, на земле и на самой статуе — установлены камеры для слежения за ползущей вверх рукой; но мониторы не дают полной и ясной картины — это совсем не то что смотреть живым глазом. Фрэнк наклоняется в сторону, смотрит сквозь широкое стекло кабины на руку, слегка поворачивающуюся под ветром, и подстраивает натяжение тросов подобно тому, как поправляют венецианские жалюзи; кисть с факелом наклоняются под углом в 45 градусов. При этом положении груз принимает ветер иначе, что способствует более плавному подъему. Еще минута — и рука поднимается над пьедесталом; Фрэнк подводит ее ближе к статуе.

«Скрести дворнягу с дворнягой, и получится дворняга. Что годится для собак, годится и для людей. Родители этого скота, небось, все время под кайфом, так что даже ордер подписать не в состоянии. Есть вещи, которые нельзя оставлять на усмотрение родителей, особенно когда их самих надо было расплести еще до того, как они начали размножаться. Хорошо хоть подняли вопрос об обязательном расплетении хулиганов-подростков. Если этот закон пройдет, может, проблема разрешится сама собой. А нет — так у меня есть родич, который знает одного парня, который знает другого парня, у которого есть знакомый орган-пират. Придет, заберет щенка, и поминай как звали. Только одна закавыка — у меня ж на это пороху не хватит».

— Отсюда, снизу, вроде все хорошо. Фрэнк, ты в порядке? Что бы ни случилось, не опускай руки! — Тут начальник ржет: — «Не опускай руки»! — По всей вероятности, сам не заметил, как отмочил шутку.

— Рука помощи мне бы не помешала, — отвечает Фрэнк, и начальник опять ржет. Фрэнк увеличивает угол до восьмидесяти градусов. Рука с факелом висит теперь на паутине тросов почти вертикально.

Без правой руки статуя смахивает на Венеру Милосскую: угрюмая, какая-то бессильная… Совсем не та аллегория Свободы, которую в старые времена видели иммигранты, сходившие на берег соседнего острова, Эллис-айленда; но ничего не поделаешь — оригинальная рука отжила свое. Медная оболочка и внутренняя арматура были попросту слишком тяжелы и с годами ослабли. Опасаясь, как бы рука не поддалась усталости металла да ненароком не отвалилась во время очередного шторма, власти решили заменить ее на другую, из более легкого и прочного сплава алюминия с титаном. Или что-то в этом роде. Единственная проблема — новая рука серебристо-серая, а не бледно-зеленая. Ну да высоколобые парни из конструкторского бюро наверняка уже придумали, как покрасить ее в тон статуе. Это не его, Фрэнка, проблема.

«Моя проблема — сопляк, с которым встречается моя дочь. Тут еще жена орет на меня, как будто это я виноват. А что я-то могу поделать?!»

«Ты не должен был давать ей столько свободы, Фрэнк! А ну как она забеременеет? Что тогда?»

«Что-что… Подкинет на чужой порог, вот что. И поделом, как говорится, если ума нет. Или выйдет замуж за этого имбецила. Кошмар…»

— Давай помалу! — взывает с земли прораб. — Посади ее на место, Фрэнк, легко, словно поцелуй!

Фрэнк включает лазерную систему наведения и откидывается в кресле. Теперь от него ничего не зависит. Это как стыковка космического корабля — все делает компьютер с хирургической точностью до миллиметра. Крановщик наблюдает за картинкой на многочисленных экранах: вот рука подводится к специальным пазам, сделанным в тунике мисс Свободы, вот она входит в них с глубоким мягким звоном, эхо которого отдается во всем теле Фрэнка. Внизу бригада строителей разражается аплодисментами.