Сибирское дело - Сергей Булыга (2017)

Утром встали и опять пошли. Шли как кабаны по бездорожью, только треск стоял, и так весь день. Вечером опять поставили шалаш, развели костёр, Силантий опять стал варить кашу, у него был с собой котелок, и соль была. Да у него всё было, он даже дал сапожную иглу, и Маркел подшил валенки, а то они уже начали рваться. И то сказать: такое бездорожье!

Потом Маркел спал. Снилось, что он ничего не нашёл и вернулся в Москву, входит к себе, а там за столом, спиной к нему, сидит Гурий Корнеевич! То есть его лица Маркел не видит, а видит только чью-то спину и затылок, но знает, кто это такой, потому что рядом с Гурием Корнеевичем стоит Параска, белая как смерть, и у неё зубы колотятся. А, пёс ты поганый, подумал Маркел, и подскочил, и кинулся на Гурия Корнеевича, замахнулся кистенём…

Но тут его схватил Силантий и закричал: ты что, очумел совсем, москва?! Маркел очнулся и увидел, что он лежит на снегу, уже начинает светать, на нём сидит Силантий, держит его и говорит: чего ты, с ума сошёл, из шалаша кидаешься?! Маркел ничего не ответил.

И он и дальше молчал, когда собирались и когда вышли, и когда шли, только ближе к полудню остыл и, хоть Силантий ничего не спрашивал, сам начал говорить, что ему приснилась его баба, а с ней её муж, и он, Маркел, хотел того мужа убить! Силантий подумал и сказал:

– Это по-нашему!

Потом спросил, где тот муж. Маркел ответил, что в Ливонии, в плену, и будет сидеть ещё долго.

– Даст Бог, не вернётся, – сказал, как пожелал, Силантий.

Маркел на это молча перекрестился.

– А я, – вдруг сказал Силантий, – воеводу убил бы, собаку! Это же он велел меня схватить и на меня наговорил, будто это я татар навёл. А что татары?! Они исстари сюда ходили к нам и грабили. И так и в тот раз пришли.

– И что, – спросил Маркел, – они шли тут, где мы сейчас идём?

– Почти что тут, – ответил Силантий. – Ну и они шли не весной, как мы сейчас, а в конце лета, в августе, у нас здесь тогда самая сушь, и вот они ходят и грабят, а в сентябре уже идут обратно, пока морозы не ударили. И так почти что каждый год, уже можно было бы давно приноровиться к ним. Вот Ермак приноровился же!

– А что Ермак? – спросил Маркел.

– А то, – сердито ответил Силантий, – что как только Ермак узнал, что Маметкул перешёл через Камень, он сразу всех своих на струги посадил – и айда по Чусовой наверх! А там, где Чусовая кончилась, они пробросали струги, перебежали через верх туда, где на Сибирской стороне у них уже другие, новые струги стояли, назапасенные впрок, и они на них давай грести вниз по Тагилу, по Тоболу на Кашлык! А там Кучум без войска, войско же под Чердынью! И побили казаки Кучума, забрали всю его казну, Васька Шуянин хвастался…

И тут Силантий, спохватившись, замолчал. Но Маркел сделал вид, будто ничего не заметил и про Шуянина не расслышал. Силантий ещё немного помолчал и продолжал уже неспешным голосом:

– Побили казаки Кучума. Маметкул как про это узнал, сразу Чердынь бросил, побежал в Кашлык, да уже поздно. Вот как Ермак Сибирь добыл – умом! И вот как воевода Чердынь отстоял – тем, что Маметкул сам убежал за Камень. А кому за это отвечать? Силантию! А я…

Но дальше говорить не стал, и они снова пошли молча.

Ночевали опять в шалаше. Ветер дул сильный, они крепко продрогли.

Этот ветер дул ещё два дня. Они шли по бездорожью. Одну ночь ночевали в землянке, вторую опять в шалаше. В лесу стали попадаться сибирские ёлки – пихты, и сибирские сосны – кедры. Под кедрами они искали прошлогодние орешки, орешков было мало, да и те все подпорченные.

Видели следы сибирской белки – соболя. А прошли ещё немного, Силантий шёпотом велел остановиться, а сам сошёл с тропы, прошёл боком, по грязи, и показал на самострел в кустах. Самострел был насторожен. Силантий снял с него стрелу, переломил и радостно сказал, что наши где-то рядом, и это очень хорошо. А вот кто такие наши, объяснять не стал.