Война - Наталья Мар

Будто сквозь вату донесся чей-то голос. Она хотела переспросить, но не осилила этот подвиг.

– Самина, – подергал ее за ботинок Эйден. – Я спросил, как зовут твою кошку?

Биолог вернулась из смога мыслей в расщелину. Она поняла, что не двигалась какое-то время.

– Дор… – новый судорожный вздох, – Дорси-два.

– Масть?

– О-о… В самом деле, нашел же время… – прошипела Самина, спускаясь на несколько перехватов, – Ты ведь знаешь, из-за искусственного солнца у нас только белые кошки. Подобие цветного окраса сохраняют лишь дикие животные, самки которых обеспечивают передачу нужных генов. Как те зебры, например. А домашней кошке все равно, какой расцветки кот делит с ней добычу и теплую подстилку.

– Да они умнее многих людей. А что случилось с первой Дорси?

Самина двинулась вниз чуть увереннее, попутно обдумывая ответ.

– Она погибла в мусоровозе.

– Ты выкинула свою кошку? Зачем?

– Боже… Она мне надоела! И мне жаль, что здесь нет еще пары контейнеров.

– В моем случае свалка – расточительство. – до смешного деловито возразил андроид. – Ломбард вполне подойдет.

– У тебя золотое сердце?

– Это было бы иронично со стороны Гервина. Нет, золото слишком дешево по сравнению с моими сплавами.

Разговор снял приступ. Теперь ей самой захотелось продолжить.

– Гервин Эммерхейс, твой создатель и отец квантовой робототехники? Он был широко известен даже у нас, пока не погиб. Великая потеря для империи…

– Спасибо, это я его убил. Хотя это известно не так широко.

Самина вспомнила криптоновую нить на шее робота и белые тетраэдры с образами людей.

«– Все мертвы?

– По моей вине. Прямо или косвенно».

Был среди них и Гервин.

– Это вышло случайно?

– Нет.

– Он тебе надоел? – ей захотелось откусить себе язык.

– Да.

– Почему-то я не удивлен, – раздался комментарий снизу, где спускался Бен. – Отцеубийство… Так похоже на ибрионцев!

– Поосторожнее, доктор. Если уж мы заговорили о сходстве, то Гервин был психопатом, а у меня целый букет его генов.

Самина обдумывала сказанное, когда ее ноги перестали скрести камень и заболтались в пустоте. Расщелина привела их под своды пещеры. Где-то внизу пискнули сателлюксы – наверно, их выпустил Бензер, ведь он первым покинул узкий лаз. Девушка еще не видела свет, но жаждала его. Во тьме, двигаясь наощупь сквозь камень, она мнила себя самкой питекантропа, которая еще не укротила огонь и мыкалась по гнезду от лежанки к запасам сырой добычи. Может, «человек умелый» и не жаловался, но тьма не дружелюбна к избалованным сапиенсам – ни к homo, ни к apparatus. Самина не впервые пришла к мысли, какими же беспомощными стали люди, выменяв однажды у эволюции (по глупости, конечно!) выносливость на мозг.

Все почувствовали себя куда лучше и приободрились, когда смогли окинуть взглядом ту голодную бездну, над которой держала их нить. Сателлюксы недолго роились под самым куполом, и как только люди начали спускаться быстрее, двинулись вниз и наполнили пещеру светом.

Подземелье было огромным. Как маленький мир. Такое парадоксальное сравнение лучше всего подходило его антрацитовым стенам, похожим на космос. Камень их был влажен и сверкал всякий раз, когда луч сателлюкса касался его. Здесь было довольно прохладно. Пока люди спускались, то на протяжении многих и многих метров они не видели вокруг ничего, кроме черных стен. А те расходились все шире, и в самом низу охватили целое озеро. Над его поверхностью так сильно похолодало, что изо рта вился парок. Бюрлен-Дукк перезапустил терморегуляцию, которую замкнуло в овраге, и начал отцеплять крепления.

– Бен, подожди! – крикнула Самина. – Постой, в воде могут быть токсины, из-за водорослей.

– Здесь лед. – кибернетик мягко ступил на него и топнул. Сначала аккуратно, затем сильнее. – Толстый, прочный!