– Да. – Я вдруг почувствовала: мне все нипочем. – Почему бы и нет. Живут же люди не только во дворцах и замках. Под всякую музыку можно танцевать, не только под придворные лютни. Не придется дни и ночи напролет дожидаться короля и королевы. Я всю жизнь провела при дворе, молодость прошла напрасно. Жалко, конечно, придется жить в бедности, но о придворном житье не пожалею ни на минуту.

– А твои дети?

От этого вопроса вся моя наигранная радость улетучилась, как от удара в живот. Ноги подломились, я осела на пол, застыла, будто пытаясь удержать рвущееся из груди сердце.

– Да, дети, – прошептала я.

– Они останутся у королевы?

– Да. Ей нужен мой сын.

Что тут продолжать, только горечь изливать. Конечно, ей нужен мой, потому что своего нет. Она уже все у меня забрала, она всегда все отнимает, что только можно отнять. Мы – сестры и злейшие соперницы, ничто не может нас остановить – едим глазами чужую тарелку, вдруг там порция побольше. Анна хочет меня наказать за то, что я отказалась танцевать в ее тени. Сестра знает – это единственный штраф, который я не в силах заплатить.

– По крайней мере, от нее избавлюсь. И от семейного честолюбия.

– Избавишься, да. Но ради чего?

Мадж смотрит на меня широко открытыми глазами ничего не знающего о жизни несмышленыша.

Анна тут же объявила всем, что я уезжаю. Отец с матушкой отказались даже попрощаться со мной. Только Джордж пришел на конюшню поглядеть, как привязывают к повозке мои сундуки, как Уильям подсаживает меня в седло и вскакивает на своего коня.

– Пиши мне, – попросил Джордж, хмурый, расстроенный. – Сможешь держаться в седле, хватит сил на дорогу?

– Да.

– Я о ней позабочусь, – заверил брата Уильям.

– Нельзя сказать, что ваша забота ей слишком помогает, – оборвал его Джордж. – Будущее погублено, пенсии больше нет, при дворе запретили появляться.

Я заметила – рука Уильяма крепче сжала поводья, конь вздрогнул.

– Не моя вина. – Голос у мужа спокойный. – Злоба и честолюбие королевы и семейства Болейн. Всякая другая семья позволила бы Марии выйти замуж по ее выбору.

– Прекратите! – Я не дала времени Джорджу ответить.

Брат тяжело вздохнул, склонил голову.

– Да, с ней обращались не лучшим образом, – признал он. Посмотрел на Уильяма, сидевшего высоко над ним на громадном коне, улыбнулся грустной, но полной очарования болейновской улыбкой. – У нас были другие цели. Кому какое дело до ее счастья?

– Я знаю, – кивнул Уильям. – Но мне есть дело до ее счастья.

– Хотел бы я понять ваш секрет истинной любви, – тоскливо продолжал Джордж. – Вот скачете неизвестно куда, на край света, а посмотреть на вас – так вам только что графство пожаловали.

Я взяла мужа за руку, крепко сжала его ладонь:

– Я нашла того, кого люблю. Мне в жизни не отыскать того, кто любил бы меня сильнее, не найти человека честнее.

– Тогда езжайте! – Брат снял шляпу, глядя на тронувшуюся вперед повозку. – Езжайте и будьте счастливы. А я постараюсь выхлопотать тебе право вернуться и снова получать пенсию.

– Только детей, мне больше ничего не надо.

– Поговорю с королем, когда смогу. И ты ему напиши. Нет, лучше напиши Кромвелю, а я поговорю с Анной. Это не навеки. Ты вернешься, да? Ты вернешься?

Какой странный голос, не то что он обещает мне возвращение в центр мироздания, нет, он не может жить без меня. Будто он – не осыпанный милостями короля придворный, а маленький мальчик, которого бросили одного в этом страшном месте.

– Береги себя. – Меня вдруг прохватил тревожный озноб. – Избегай дурной компании и присматривай за Анной.

Я не ошиблась. Ему действительно страшно – по лицу ясно.

– Я постараюсь. – В голосе наигранная уверенность. – Я постараюсь!