Код 93 - Оливье Норек (2018)

По мере того как особняк постепенно исчезал в зеркале заднего вида, Люка успокаивался. В числе остальных досье его ожидало дело Камиллы, и он еще не нашел в себе сил открыть его. В поселке Сони кассир-кладовщик круглосуточного супермаркета заметил, что их тут не видели многие годы, и наивно поинтересовался, нет ли новостей о матери и Камилле. Люка устроило, что хоть на мгновение он имеет право пожить в вымышленном мире, более счастливом, где всем комфортно.

Выехав из поселка, он направился по дороге частного владения, змеящейся вдоль крутого холма, на вершине которого возвышался многовековой, уединенно стоящий корпус фермы Сультье. Припарковал огромный внедорожник, чей капот остался немного торчать из приоткрытого гаража, будто выглядывая из засады. Моросящий дождь побудил его снять пальто, чтобы прикрыть коробку и компьютер. Почти бегом, в прилипающей к телу рубашке, Люка зашел в уснувший дом, окна которого были закрыты ставнями.

Нескольких сухих поленьев в камине хватило, чтобы нагреть каменные стены; он снял покрывающие мебель белые полотняные чехлы в главной комнате, будто изгоняя призраков. Когда наконец решился присесть, вокруг холма уже сгущалась темнота.

В одном из кухонных шкафов Люка обнаружил консервированный суп, разогрел — а затем забыл на плите. Бесспорно, он испытывал голод, но другого рода. Устроился у огромного камина, когда-то сделанного так, чтобы можно было жарить туши целиком. Огонь, который он там разжег, казался смешным. Сультье поставил перед собой ноутбук, картонную коробку с папками и досье, которое частный детектив собрал на Франка Самоя, за что Люка был ему благодарен. Ноутбук был запаролен, и Люка, обычно не особенно ладящий с компьютерами, особенно по части взлома данных, отложил его в сторону. Затем перечитал заметки месье Симона и журналиста: он знал их наизусть, но это позволяло оттянуть момент, который предстояло выдержать. Единственная надгробная речь, резкие, почти бесчеловечные слова полицейских и медицинских экспертов, которые воссоздадут последние часы Камиллы, как на киноэкране. Он почти заставлял себя…

* * *

Люка открыл фотографии ее безжизненного тела, вытянувшегося на металлической каталке за несколько минут до вскрытия. Каждое слово отчета судебно-медицинского эксперта было как кусок битого стекла, которое он должен проглотить осколок за осколком. Каждое слово будто оставляло насечки на рассудке, подрывая его внутреннее равновесие.

* * *

Он снова вспоминал о том дне, когда они с матерью отправились в морг, и ради чести семьи она сочла за лучшее промолчать. Тот самый день, когда он впервые обнаружил на теле Камиллы татуировку, о которой не подозревал, — у самого паха.

Камилла. Он тоже узнал ее. Свою Камиллу. Свою почти сестру. Он узнал ее и промолчал. Это не могла быть она, нет, он бы понял в тот вечер — по голосу, по движениям… И если его глаза были обмануты видом тела, сердце не обманулось бы. Он бы предупредил ее, защитил, он бы ее спас. Спас бы Стар — девушку с ярко-красной звездой… Спас бы, а не воспользовался ею…

* * *

Кожа на фалангах пальцев разодрана в кровь оттого, что он без удержу колотил по еще холодным камням. С сердцем, бьющимся в пустоте, Люка побежал прочь и упал на колени в мокрую грязную землю. Ощущая напряженные мускулы и судороги по всему телу, он испустил ужасающий крик отчаяния, но ни один звук не пронзил тишину ночи.

Слезы смешивались с дождем, кровь на руках — с землей. Его не покидало ощущение, что его взяли и выключили.

* * *