Код 93 - Оливье Норек (2018)

— Широкий разрез бедренной артерии, вот что самое вероятное. Скорее всего, его полностью опустошили за период времени от четырех до семи минут. Полная бледность кожи, отсутствие цианоза[37].

За ней в комнату последовал начальник бригады криминалистов.

— Слово, которое сейчас сорвется с вашего языка, — гиповолемия, или обескровливание.

Заинтригованная, Леа повернулась к нему и бесхитростно улыбнулась:

— Нет, я собиралась сказать «вампиризм», как и все.

Снаружи здания, еще не известная журналистам, Маркван смогла пробиться сквозь них, чтобы отойти подальше и во второй раз отправить послание на автоответчик Коста, находившегося с самого ее прибытия вне зоны доступа.

54

— Боюсь, с этим не все так просто, Кост. Ночь не для всех была спокойной.

— То есть?

— К этому я сейчас перейду. Этим утром в четыре тридцать сосед Жордана Полена обнаружил его мертвым, полностью лишенным крови, перелитой в банки и убранной в холодильник. У него рана в паху, дыра в сердце и два прокола на уровне горла.

Перед глазами Коста мельтешили три слова. Зомби, самовозгорание и вампир. Прямо-таки «зет-муви»[38] авторства Эда Вуда[39]. Капитан — арестованный и бездействующий — был обречен на бездействие. Однако он знал, что сумасшедшие, которые кричат о своем выздоровлении, как правило, получают двойную дозу оболванивающих таблеток. Произносить слово «ловушка» тоже без толку — нет, его должен произнести сам Абассиан. Он молился, чтобы у полицейского из отдела внутренних расследований мозги оказались включены.

— Что вы думаете о свидетеле, который выкладывает вам имя виновного и его мотивы?

Абассиан был удивлен, что Кост решился вести в танце, и в качестве снисхождения согласился поиграть в его игру.

— Думаю, что заинтересовался бы, как и тем, на кого он доносит.

— Точно. Я тоже не особенно люблю, когда мне подносят выводы на блюдечке.

Дверь кабинета открылась, и полицейский в форме поставил на стол две чашки кофе. Через полуоткрытую дверь Кост заметил группу любопытных коллег, делающих вид, что смотрят в какую-то другую сторону, а не подслушивают под дверями. Может быть, Кост не был полицейским века, но он был достаточно известен, и его задержание не стало для мира полиции незначительным событием.

— Сахар у вас есть?

— Нет, извините.

Кост начал к этому привыкать. Он сделал глоток теплого жиденького кофе и продолжил:

— Во-первых, кража из опечатанного помещения в отделе наркоконтроля. Триста граммов «кокса» — хороший пакет для продажи. Затем, я думаю, анонимный звонок, благодаря которому вы знаете точное время, когда я буду беседовать с Поленом. А фотографии могли доставить, чтобы еще меньше вас утомлять.

Абассиан не реагировал, приглашая его развивать свою мысль.

— Этим утром вы устраиваете небольшую экспедицию, реквизируете служебных собак из кинологической службы, и в то мгновение, когда ломитесь ко мне в дверь, Полену пускают кровь. Быть в наручниках, застегнутых за спиной, на глазах десятка полицейских в своей квартире — неплохое алиби, как, по-вашему?

— Вы могли бы кому-то это поручить.

Кост рассмеялся. Такой аргумент он мог бы и сам выдвинуть, находись капитан сейчас с другой стороны стола.

Хоть и приглушенный стенами, разделяющими два кабинета, голос прозвучал отчетливо и громко:

— Черт, а ну сними эти дерьмовые наручники; я такой же полицейский, как ты!

Узнав знакомый голос, Кост иронично заметил:

— Не знаю уж, что там у вас, но если позволите дать совет, не стоит снимать наручники с лейтенанта Скалья.