Шоковая терапия - Ирина Градова (2011)

– «Самоубийство» – в случае Донской и «Попытка изнасилования и доведение до самоубийства» – в случае Гены!

Она не сдержалась и всхлипнула. Тут же попыталась взять себя в руки, подняла глаза к потолку, чтобы помешать появиться слезам, но снова не вышло, и женщина, закрыв лицо руками, разрыдалась в голос. Лицкявичус быстро подошел к ней, сел рядом и притянул ее к себе.

– Ничего еще не кончено, – заговорил он, успокаивающе гладя ее по волосам. – Достаточно того, что мы подозреваем правду!

– Господи, за что?! – всхлипывала Антонина, комкая в руках отвороты пиджака Лицкявичуса и спрятав голову на его груди, из-за чего ее голос звучал приглушенно. – Такой позор! Все наши знакомые от меня отвернулись – даже те, кто присутствовал на похоронах, ведь тогда еще не было известно, в чем именно обвиняют Гену! Никто мне даже не звонит, Андрюша, – никто, представляешь?! А ведь у нас было так много друзей, знакомых… Все они поверили, что Гена действительно изнасиловал эту девушку, а она из-за этого покончила с собой! Еще немного, и я сама в это поверю…

– Ни за что! – воскликнул Лицкявичус, отрывая Антонину от себя. – Пусть так говорят те, кто его не знал. Но мы-то – мы знали Генку, и никто никогда не убедит меня в том, что он был способен на насилие по отношению к женщине!

– Кстати, – вставил Никита, – заметьте осторожную формулировочку: «попытка» изнасилования – даже в случае эксгумации тела и установления, что изнасилование как таковое места не имело, придраться было бы невозможно! С другой стороны, ребята из группы Донской говорили, что она не из тех, кто мог сигануть с крыши из-за расстроенных чувств и поруганной невинности – весьма спорной, между прочим. До того, как попасть на сцену и в «ящик», Татьяна прошла огонь и воду. Жизнь ее закалила, и не раз на своем пути ей приходилось уступать мужчинам, чтобы добиться поставленной цели. Судя по всему, она была крепким орешком! Если бы даже Татьяну и в самом деле кто-то изнасиловал, она поднялась бы, отряхнулась и двинулась дальше!

– Для большинства женщин изнасилование – тяжелейшая травма, – сказал Павел, сняв тяжелые очки и потирая переносицу. – Они никогда об этом не забывают. Однако в случае с нашей певицей, пожалуй, я склонен согласиться с Никитой: ее «послужной» список достаточно длинный, несмотря на юный возраст, и она явно не относилась к типу личностей, легко впадающих в истерию.

– И тем не менее она совершила убийство! – сказала я.

– А мы должны доказать: это произошло не потому, что она подверглась насилию со стороны своего лечащего врача, а под воздействием психотропных препаратов, которые принимала, – возразил Никита.

– Предположительно принимала.

Слова Лицкявичуса охладили нас всех, словно холодный душ.

– Нам нужно нечто более весомое, чем предположения, – добавил он, обводя нас взглядом. – И найти это «нечто» надо как можно быстрее!

– Думаю, у меня кое-что имеется.

Теперь мы все посмотрели на Кадреску: именно из его темного угла раздалась последняя реплика.

– Ко мне в руки попал один очень интересный документ, – продолжал он в полной тишине: казалось, если за стеной побежит паучок, мы все услышим топот его многочисленных лапок. Леонид достал из заднего кармана брюк небольшой прямоугольный предмет, при ближайшем рассмотрении оказавшийся ежедневником в кожаном переплете. Кадреску поднялся и, приблизившись к дивану, где сидели Лицкявичус и Антонина, все еще судорожно сжимавшая его руку, протянул ежедневник женщине.

– Это… это почерк Гены! – пробормотала она, быстро пролистав страницы. – Откуда он у вас?!

– Вот это как раз самое интересное, – кивнул он. – Я обнаружил его в комнате Дениса Розбаша, второго рефлексотерапевта.

– Конкурента Геннадия? – уточнил Лицкявичус.

– Как он там оказался? – удивилась я.

– В том-то и вопрос!

– Нет, – сдвинув брови, сказал Лицкявичус, – как вы там оказались?