Глаза ее куклы - Екатерина Неволина (2019)

Наталья же числилась на конторской работе, но уже не могла трудиться в полную силу. Даже самые жесткие люди, глядя на ее бледное лицо и отечные руки, качали головами и спешили отправить домой.

— Нам нужно здоровое новое поколение, девочка, — говорил ей старик-сторож, взявшийся опекать бедняжку. — Сейчас твоя задача — родить нового члена нашего общества, будущего строителя коммунизма. Ради таких детей мы прошли через страшную войну, ради них отстаивали нашу свободу в революцию.

Наташа кивала, возразить тут было нечего, она тоже хотела родить здорового ребенка, который легко и безбоязненно войдет в светлое будущее. Но потом, когда накатывал очередной приступ тяжелой муторной дурноты, она не хотела уже ничего. Только, бывало, закусывала кожу на запястье, надеясь, что боль приведет в чувство. Хуже всего, если это случалось на работе, дома у нее имелось одно верное средство — Гретхен.

Стоило взять куклу, прижать ее к груди, и становилось легче. Дурнота отступала, дыхание выравнивалось, и она снова ощущала себя здоровой. Теперь Наташа часами просиживала где-нибудь в углу комнаты, не выпуская из рук Гретхен, и постепенно начала рассказывать ей обо всем — о том, что соседка взяла картошку из их запаса, о том, что знакомая достала отрез драпа и обещала пошить из него пальто, о том, что она почти не видит Колю. Кукла слушала внимательно, смотрела с состраданием ясными синими глазами, и все проблемы тут же становились мелкими, будто бы игрушечными.

— Ты поосторожней, — сказал как-то Николай, в очередной раз застав жену в темной квартире в обнимку с куклой. — Приревную же! Мне уже кажется, что ты любишь ее больше, чем меня.

— Что за глупости! — сердилась Наташа, а потом, вспомнив, что так и не подходила к плите и не приготовила сегодня ничего на ужин, замолкала.

Коля и сам понимал, что едой у них не пахнет. Поэтому шел на кухню и, под осуждающими взглядами соседок, готовил что-то нехитрое. Его очень заботило состояние жены, а еще то, что она почти перестала есть, щеки запали и только глаза на исхудавшем лице выглядели огромными. Смотреть на нее, сидящую в обнимку с розовощекой Гретхен, было больно. Казалось, что кукла гораздо живее, румянее и благополучней своей хозяйки.

«Словно в нее уходят все жизненные соки», — подумал Николай и тут же рассердился на себя за глупость.

— Тебя все время нет, — жаловалась Наташа слабым голосом, а руки у нее были словно ледышки. — Если я умру, только Гретхен это увидит.

— Что ты говоришь, маленькая! — сердился на жену Николай. — Не придумывай глупости. Мы с тобой и нашим малышом будем жить долго-долго и счастливо, вот увидишь.

— Мне страшно! Мне иногда так страшно, что я даже боюсь пошевелиться! — жаловалась Наташа, уткнувшись мокрым от слез лицом ему в плечо. — Сижу в темноте, и мне кажется, будто здесь есть кто-то еще. Надо сидеть тихо-тихо, почти не дышать, — тогда он меня не заметит.

— Маленькая! — Николай чувствовал, что его горло сжимает спазм. Перед его глазами прошло столько ужаса, что не дай бог никому, однако при виде растерянной, испуганной жены он готов был плакать. — Не бойся, моя родная, — он осторожно гладил ее по жестким спутанным волосам. — Я не дам тебя в обиду. А когда меня нет, тебя охраняет Гретхен. Ведь так?

— Так, — Наташа кивала.

— Выходит, бояться нечего?

Какое-то время жена молчала. Было слышно только шаги за стенкой, в комнате соседей.

— Я буду сильной, — в конце концов говорила она. — Ради нас. Ради тебя и нашего ребенка. Я не буду бояться…

Но через некоторое время приступ повторялся.

— С беременными так случается. У них свои причуды, — говорили Николаю, когда он пытался советоваться с бывалыми людьми. — Наберитесь терпения. Вот родит — и все пройдет.

Николай и сам надеялся, что именно так и случится. Роды оказались нелегкими. По странной прихоти Наташа взяла с собой в роддом куклу и, едва приходила в сознание, начинала ее искать.