Судный день - Адриан ДАже (2011)

О’Коннор припарковал машину у зловещих каменных стен Маутхаузена, за которыми во время войны фашисты убили более 120 000 человек. За исключением тесных и убогих бараков, которые были снесены, все здесь осталось таким же, каким было в 1938 году, когда сюда привезли семью Алеты. Лагерь в наши дни является мемориалом погибшим здесь невинным жертвам нацизма.

Стояло раннее воскресное утро, так что на стоянке было пусто. Автобусы с туристами приедут сюда позже. О’Коннор с Алетой молча прошли к главным воротам. Длинные черные волосы Алеты спадали ей на плечи, и утренний ветерок нежно играл их прядями.

Из кладки гранитной арки торчали концы поржавевших железных прутьев, на которых когда-то крепился большой орел, сорванный со своего места узниками, когда в мае 1945 года лагерь наконец был освобожден Одиннадцатой бронетанковой дивизией США. Тяжелые деревянные двери в центре арки были закрыты. О’Коннор и Алета вошли внутрь через боковую арку под сторожевыми башнями и попали в эсэсовский сборный пункт, где узников раздевали догола и заставляли часами ждать под палящим солнцем или на снегу, пока их одежда пройдет дезинфекцию.

Алета тщательно изучила информацию о лагере еще до приезда в Австрию, но даже это не смогло подготовить ее к ужасной реальности, с которой она столкнулась, войдя в газовые камеры. Эти камеры в Маутхаузене могли вместить одновременно до 120 человек, и фашисты маскировали их под душевые. Проходя по комнатам, выложенным белой кафельной плиткой, с душевыми кабинками и оставшимися на прежних местах трубами и кранами, Алета глотала подступавшие к горлу слезы. На входе в каждую комнату стояла тяжелая металлическая дверь. Эти двери, сейчас поржавевшие, закрывались герметично; они запирались снаружи и были снабжены посередине смотровым глазком. Эсэсовские надсмотрщики наблюдали за тем, как узники падали на кафельный пол, судорожно цепляясь за свою жизнь, истекая кровью из ушей и других отверстий, когда в комнату подавалась смертоносная синильная кислота — газ «Циклон-В».

О’Коннор и Алета в полном молчании прошли в соседние помещения, где находились печи для сжигания трупов, которые эсэсовские охранники вытаскивали из «душевых комнат».

— Мне нужно на воздух, — в конце концов сказала Алета; лицо ее было очень бледным.

Они поднялись по лестнице, ведущей от газовых камер, и прошли мимо бараков и публичного дома, устроенного здесь для тех заключенных, которые сотрудничали с нацистами. Миновав массивные гранитные «ворота узников», они направились к каменоломням, где погибли тысячи заключенных, которые до изнеможения работали здесь под кнутами надсмотрщиков, добывая камень голыми руками.

Теперь автостоянка скрылась с глаз О’Коннора и Алеты, поэтому они не могли видеть, как на дальнем ее конце припарковалась «ауди». Агент ЦРУ заметил на номерном знаке арендованного «фольксвагена пассат» синюю полоску с белой буквой «D» под двенадцатью золотыми звездами Евросоюза, которая указывала на то, что машина зарегистрирована в Германии. Он передал номер начальнику резидентуры в Берлине шифрованным сообщением со своего мобильного телефона. Через десять минут он получил инструкции. «Автомобиль взят в аренду в Кассель-Вильгельмсхоэ мужчиной, подходящим под описание Тутанхамона. Вероятнее всего, Нефертити с ним. Если это подтвердится, следовать за ними и уничтожить обоих при первой представившейся возможности».

— Учитывая произошедшее здесь, — задумчиво сказала Алета, — просто удивительно, что Израиль не испытывает особого сочувствия к палестинцам.

— Кто-то может возразить, что израильтяне имеют право защитить себя от ракетных атак.

— Да. Но нападения Израиля в Газе и Ливане были несоразмерны по своей беспощадности: там они бомбардировали школы и блокпосты ООН.

— Это вряд ли можно сравнивать с Холокостом, — мягко заметил О’Коннор.