Судный день - Адриан ДАже (2011)

На подъезде к контрольно-пропускному пункту «Перевал Бреннер» на границе Италии с Австрией поезд замедлил ход. Над перевалом возвышались покрытые снегом гранитные вершины Циллерталя и Штубайских Альп. Поезд в последний раз заскрипел и остановился, и Леви с внутренним трепетом увидел, как в вагон поднимаются фашистские охранники. Чем ближе он подъезжал к Вене, тем неспокойнее было у него на душе.

— Papiere![37]

Леви протянул нелюбезным молодым пограничникам свой австрийский паспорт.

— Zweck der Ihr Besuch? Цель вашего визита?

— Я возвращаюсь в Вену, — ответил Леви, стараясь говорить как можно спокойнее и чувствуя себя иностранцем в своей собственной стране.

— Beruf? Род занятий?

— Профессор Венского университета.

Один из пограничников взглянул на фотографию в паспорте Леви, внимательно сравнил ее с его лицом, затем снова взглянул на снимок и, не сказав ни слова, протянул ему паспорт обратно.

Леви с трудом подавил вздох облегчения. Роберто был прав. Итальянцы и немцы были еще недостаточно организованы. Бенито Муссолини был занят поддержкой своего соратника генерала Франко в гражданской войне в Испании, и суматошный порт Неаполя контролировался относительно плохо. А здесь, на границе, заносчивый, но неопытный молодой военный задавал только те вопросы, которые затвердил наизусть. Леви не видел, как крупный мужчина в сером макинтоше, сидевший в четвертом ряду позади него, быстро предъявил пограничникам удостоверение СС, и те сразу же двинулись дальше. Тем временем агент СС вернулся к чтению своей газеты «Коррьере делла Сера».

Выйдя из старого трамвая на остановке Франц-Иосиф-Кай возле Дунайского канала, откуда начиналась лестница, ведущая на Юденгассе, Леви надвинул свою мягкую фетровую шляпу на самые глаза. Вена была переполнена фашистами и коричневорубашечниками: они были в поездах, трамваях, автобусах, на перекрестках, в барах и кафе. Он мельком взглянул на лестницу перед собой, инстинктивно сжав спрятанную под пальто сумку, которую он купил в Неаполе. Поднявшись по ступенькам на самый верх, он отошел в тень колокольни Святого Рупрехта. В дальнем конце Юденгассе из бара выходила компания фашистских солдат, и их пьяное пение эхом разносилось по вымощенным булыжником улочкам. В его квартире горел свет. В ожидании встречи с Рамоной и детьми сердце Леви радостно стучало в груди. Нацисты ушли в сторону квартала Хофбург, и Леви тихонько подошел к задней лестнице, которая вела к черному входу в его квартиру.

— Wer ist es?[38] — отозвалась Рамона, когда Леви постучал в дверь. Голос ее звучал твердо, но Леви почувствовал в нем страх.

— Рамона, meine Liebling…[39] Я вернулся.

Рамона резко открыла дверь, но та ударилась о закрытую цепочку.

— Леви! Леви! Каким образом?.. — Рамона рванула цепочку, распахнула дверь и обвила его руками за шею. — Почему ты не предупредил, что возвращаешься домой? Я так боялась за тебя, Леви! — Рамона прильнула к груди мужа, и по щекам ее покатились слезы облегчения.

— Папа! Папа!

По коридору уже бежали Ребекка и Ариэль. Ребекка бросилась к Леви и обхватила его за шею, словно сжав в маленьких тисках. Леви поцеловал дочь и свободной рукой обнял Ариэля.

— Мы так скучали по тебе, папа! — сказала Ребекка, изо всех сил прижимаясь к отцу.

* * *

— Я не был уверен, что фашисты не прослушивают наш телефон, поэтому и не мог позвонить, — сказал Леви, после того как поцеловал детей и пожелал им спокойной ночи. Они сидели у себя на кухне. — В городе столько солдат, что я едва узнал Вену, — добавил Леви, закончив свой рассказ о бегстве из Тикаля.