Охота на ведьму - Астрид Фритц (2019)

– Ты никогда не думала о том, чтобы уйти в монастырь? Так ты избавилась бы от необходимости заниматься тем, что тебе омерзительно. Женский доминиканский монастырь Сюло в нашем городе – под моей духовной опекой, и я могу посоветовать тебе поступить туда. Монахини этого монастыря занимаются оформлением миниатюр в книгах, упражняются в каллиграфии, посвящают свое время музыке. Ежедневные молитвы и песнопения укрепляют чувство общности. И там ты была бы всем обеспечена и защищена от внешнего мира.

– Но я не хочу сидеть взаперти!

– О чем ты говоришь, дитя? Монахини вовсе не сидят взаперти. Да, они много времени должны проводить в клаузуре, но на сегодняшний день монастырские правила соблюдаются не так строго. Разве ты никогда не видела монахинь в городе?

В этом он был, конечно, прав, но я ни за что на свете не ушла бы в монахини. Я задумчиво покачала головой.

– Все, чего я хочу, – это не выходить замуж за Аберлина.

Приор прищурился.

– Тебе люб кто-то другой?

– Нет, но я уверена, что когда-нибудь встречу мужчину, к которому испытаю влечение.

– То есть ты в принципе не возражаешь против того, чтобы возлечь с супругом, когда выйдешь замуж? – Брат Генрих прошептал эти слова так тихо, что я едва смогла их разобрать. – Помни о том, что добропорядочная женщина должна усмирять плотскую страсть.

Я недоуменно уставилась на него.

– Я ведь обо всем этом понятия не имею…

На лице пожилого монаха вдруг вспыхнула улыбка, от которой он словно помолодел.

– Как ты еще невинна, Сюзанна. – Приор кашлянул. – Ну, хорошо, я поговорю с твоим отцом. Дело в том, что в таинстве брака нашей церковью женщине отводится такое же место, как и мужчине, и потому церковь допускает только брак по обоюдному согласию. Меня тоже тревожит то, что горожане сейчас перенимают презренную традицию аристократии выдавать своих дочерей замуж, за кого им вздумается. Твой отец – богобоязненный человек, он прислушается к моим аргументам.

– Вы поговорите с ним, чтобы помочь мне? – Меня накрыло волной облегчения, и от благодарности я бросилась целовать настоятелю руки.

– Ну-ну, Сюзанна, – отстранился он. – Полно тебе, оставь. Но обдумай мои слова о монастыре. Монашеская община хранит мир и душевный покой, она способна защитить не только таких юниц, как ты. Мир вне стен монастыря полон злоумышленников, ловцов невинных простых душ. В монастыре ты укрылась бы не только от притязаний плоти, но и от коварства всех этих еретиков, иудеев, ведьм и ханжей, которыми кишат наши земли.

Я кивнула, все еще недоумевая.

– Кстати, – продолжил он, – если ты – и небезосновательно, полагаю – тревожишься о душе своей матушки, знай: его Святейшество в Риме в милости своей даровал страсбургскому епископству привилегию раздавать индульгенции[70], которая распространяется и на наш монастырь, а значит, мы имеем право выдать индульгенцию любому мужчине или женщине в Селесте. Те, кто посетит наши проповеди об отпущении грехов, будут молиться с нами и оставят свои пожертвования на церковь, смогут получить индульгенцию на сто дней. Вероятно, тебе известно, что отпущение грехов возможно и для умерших, чьи души пребывают в чистилище. Завтра глашатай сообщит добрую весть о получении сей привилегии в городе. И возрадуются жители Селесты!

– Но, брат Генрих, у меня ведь ничего нет. Как же я смогу оплатить индульгенцию?

– В этом нет необходимости. У кого ничего нет, тот ничего отдать и не может, но для отпущения грехов достаточно лишь искреннего глубокого раскаяния – и простятся ему грехи его после покаянной молитвы. Ибо сказано, что Царствие Небесное приемлет как богатых, так и бедных. Потому главное, чтобы ты постоянно посещала наши проповеди. И при этом недавно исповедовалась. Когда ты в последний раз была на исповеди?

– Около двух недель назад, у отца Оберлина.

– Ну что ж, это еще приемлемо.