Охота на ведьму - Астрид Фритц (2019)

– Это уж точно, – поддержала меня повитуха. – Теперь дождемся последа, вымоем тебя, и ты наконец-то сможешь лечь.

– Последа? – Я сглотнула. Судя по всему, что мне рассказывали, выход последа – самая мерзкая часть родов.

– Сходи-ка ты в кухню и приготовь Эльзбет супа, чтобы она набиралась сил. – Гертрауд рассмеялась. – Я там все подготовила. А мы с тобой выпьем вина на травах, я его в кладовой видела. И не торопись возвращаться.

Когда подмастерье Рупрехта с факелом привел меня домой, уже стояла глухая ночь. Я на цыпочках поднялась в свою комнату, чтобы не будить папу, но стоило двери скрипнуть, как он в ночной сорочке явился ко мне с лучиной в руке.

– У твоей подруги все в порядке? – взволнованно спросил отец. Похоже, он ничуть не рассердился.

– Да, хотя все это продолжалось ужасно долго. Родилась девочка. И сразу смогла пить молоко. Эльзбет так измучилась, что заснула прямо во время кормления.

– Я рад, что с ними обеими все в порядке.

Я не стала говорить папе, что Рупрехт не удостоил дочь и взглядом, когда я привела его из трактира, где он успел порядком напиться. Юркнув под одеяло и вздохнув от навалившейся на меня смертельной усталости, я поклялась, что никогда не выйду замуж.

Глава 14

Сентябрь 1484 года

После молитв за церковь, весь мир и умерших монахи запели «Отче наш». Оставалась еще коллекта[73], затем Генрих произнесет благословение и вечерня подойдет к концу. В последние месяцы в монастырской жизни царила некоторая праздность, но сегодня, после строгого выговора Генриха, все монахи, кроме двух заболевших, наконец-то собрались на литургию часов – молитву, которая должна была играть в их жизни важную роль. Ну что ж, его внушение все-таки принесло свои плоды, и он мог бы быть доволен собой, если бы не некоторое разочарование с этой привилегией на выдачу индульгенций. Крамер надеялся, что отпущение грехов захотят получить куда больше горожан. Дело в том, что страсбургский епископ официально разрешил ему использовать часть прибыли от индульгенций на борьбу с «теми женщинами, которые отрицают веру» – «quarundam muliercularum fidem abnegantium». Так Генрих мог бы покрыть расходы, которые неизбежно возникнут во время его поездок для участия в судебных процессах над ведьмами по всей стране.

Неужели жители Селесты так мало задумывались о спасении своей души? После вечерни в их церковь приходило, бывало, по дюжине, а то и вовсе жалких десять человек. Ну да ничего, после того как он попросил обоих городских священников в своих проповедях подчеркнуть важность решения епископа, ситуация несколько улучшилась.

Вначале Сюзанна приходила не очень часто, и это задевало Крамера куда сильнее, чем он мог бы предположить. Выходя после вечерни в дверь в леттнере, он первым делом обводил взглядом собравшихся в церкви. И стоило ему заметить золотистые кудри Сюзанны, как сердце в его груди начинало биться чаще. А если ее не было в церкви, он сердился.

Быть может, он был слишком строг с ней, когда уговаривал ее серьезнее относиться к получению индульгенции для матери. Ее зеленые глаза наполнились слезами, когда он описал ей невыразимые муки души в чистилище, и Генриху захотелось утешить ее, заключив в объятия. Свое отсутствие она объяснила предстоящими родами своей лучшей подруги, что Крамер, конечно же, сразу проверил. А с начала прошлой недели она действительно приходила на проповеди каждый день.

Сегодня он решил при выдаче индульгенции уделить Сюзанне немного больше времени. Тем вечером проповедь для мирян предстояло читать брату Бенедикту, его заместителю в управлении монастырем, сам же Генрих намеревался укрыться от всеобщего внимания и воспользоваться этой возможностью немного понаблюдать за Сюзанной.

– Да благословит вас Господь всемогущий! – торжественным речитативом завершил вечерню настоятель, осеняя своих собратьев крестным знамением. – Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!