Охота на ведьму - Астрид Фритц (2019)

Эту зиму я не забуду никогда. После приятного теплого лета и мягкой осени в начале декабря после ночной бури землю вдруг сковала зима. Буйный ветер срывал дранку с крыш, опрокинул подъемник в порту и выкорчевал одну из наших яблонь в саду. У папы слезы наворачивались на глаза, когда они с Грегором распиливали старое узловатое дерево на дрова.

Буря принесла первый снег – да так много, что за ночь и день весь город замело. В переулках снега было по колено, ветер наметал его на ворота и двери. Я еще в жизни не видела такого снегопада. Даже пешком пробраться по улицам города было трудно, и без крайней необходимости никто не выходил. Город словно обезлюдел, и было в этом что-то жуткое. А потом все начало таять, и снег со льдом превратились в скользкую слякоть, отчего людям приходилось выкладывать перед дверьми доски и надевать на обувь котурны[97], чтобы хоть как-то пройти по городу.

И так продолжалось весь декабрь: метели сменялись оттепелями, сильные ветра приносили то снег, то дождь. Уже вскоре в распутицу телеги и повозки не могли проехать ни по улицам города, ни по проселочным дорогам. Торговля на рынке почти прекратилась, товаров было мало, ведь крестьяне из окрестностей могли доставлять продукты в город только пешком, таская мешки с овощами на заплечных крючьях. А цены очень выросли. Моему отцу вначале тоже удавалось получить хорошую прибыль – на вещевом рынке не появлялись торговцы из других городов, и все галантерейные товары покупали только у него. Но вскоре товары у него закончились, поскольку поставки из Кольмара и Страсбурга, как и с правого берега Рейна, прекратились.

Люди все больше уставали, стали медлительными и раздражительными, и не только из-за того, что темнело рано, да и днем погода не радовала. Жить стало куда дороже, а ведь нас еще ждали долгие зимние месяцы. Некоторых, кто жил беднее, чем наша семья, это пугало. Правда, я не понимала, почему в такое время столь многие пропивали свое и без того небольшое жалованье в трактирах.

Доминиканцы давно перестали раздавать индульгенции, видимо, по приказу епископа, а их приор до сих пор не вернулся. Мартин очень за него волновался, ведь в такую погоду путь не только труден, но и опасен, а в ноябре до монастыря дошли вести о том, что брат Генрих прибыл в епископский замок в Констанце, то есть остановился всего в восьми днях пути от Селесты. А значит, в середине декабря он давно уже должен был вернуться. Мне было все равно, я по нему не скучала.

Впоследствии я часто думала, что смерть малышки Доры, не прожившей и трех месяцев, стала началом всех невзгод. Моя подруга Эльзбет не могла смириться с потерей своего первого ребенка, хотя она и правда оказалась беременна.

– Но как такое возможно? – спросила ее я, когда Эльзбет накануне Рождества сказала мне, что Рупрехт был прав и она действительно носит дитя под сердцем.

Собственно, эта весть должна была принести Эльзбет радость, но по ее скупым словам и выражению лица мне становилось очевидно, что это не так.

– Повитуха говорит, все дело в том, что я так рано перестала кормить малышку грудью, – ответила она и тихо добавила: – Едва малышка Дора родилась, как Рупрехт начал залезать на меня каждую ночь, особенно когда был пьян. И сейчас не лучше. Хотя я каждый день подмешиваю ему в еду целомудренник[98].

– Разве ты не рада, что у тебя будет малыш?

– Мне все равно, рожу я еще детей или нет. Малышка Дора мертва.

Мне было невероятно жаль Эльзбет. Но как я могла ей помочь? Я надеялась только на приход весны, когда снова засияет солнце и станет тепло.