Моя сестра - Мишель Адамс (2017)

Я вспоминаю лицо отца сегодня утром: он не мог смотреть на меня, ему было стыдно. Пожалуй, впервые я вижу, что возможна другая версия событий, не та, которую я себе придумала. С моей точки зрения, вся моя жизнь – это история про меня и то, что я потеряла. Я никогда не думала о других персонажах этого печального рассказа. Никогда не предполагала, что у них не было другого выхода. Никогда не думала, что они потеряли меня точно так же, как я потеряла их.

– Если бы я был на твоем месте, – продолжает Мэтт, – я бы не стал спрашивать, почему я не был им нужен. Я бы спросил, что же такое случилось, что после трех лет они вдруг решили, что не могут больше выполнять для тебя роль родителей.

Глава 10

Когда мне было восемь лет, тетя Джемайма решила взять меня с собой в Киддивинкс, клуб для детей и их родителей. Она ходила туда со своими детьми последние три года, но они никогда не брали меня. Это был важный день для меня. Я ехала куда-то с семьей, а не оставалась дома с няней. Они сказали мне, что я должна вести себя хорошо. Быть хорошей девочкой и вести себя так, как они меня учили. Я не должна была создавать проблем. Так говорят взрослые детям, склонным к плохому поведению. А у меня была эта склонность.

Об этом сообщила мисс Маккенна на родительском собрании неделю назад. Новый учебный год только начался, а я уже закатывала истерики, рушила все и портила работы других детей. До директора дошла новость о том, что я воткнула острый карандаш в руку одной девочки. Он прошел прямо насквозь, как нож по маслу. Марго Вульф. Я считала ее холеной коровкой. Она всегда была слишком идеальной. Одежда лучше, чем у меня, сумка, лучше чем у меня, карандаши новые, а мои принадлежали кому-то из кузин, зато были острыми. Я была ребенком в обносках с размазанными по лицу соплями. А ненавидела за это ее.

Поэтому родительское собрание было знаковым событием. Мне тоже пришлось пойти, и я была воодушевлена, потому что это было первое мероприятие, похожее на взаимодействие ребенка с родителем. Я знала, что они не мои родители, но это не имело значения. Я с нетерпением ждала собрания, а кровавая рана в руке Марго Вульф совершенно выветрилась из памяти. Я не думала тогда, что на собрании будут обсуждать мое поведение.

Когда мисс Маккенна изложила, что я неконтролируема – ее эта история практически довела до слез, – директриса, коренастая женщина с массивными икрами, посоветовала обратиться к психотерапевту. Я помню, как дядя Маркус утверждал, что это наследственная черта, а тетя Джемайма поникла головой от стыда. От стыда за то, что она является частью семьи с проблемами. В конце концов, она моя родная тетя. Это ее гены, и это ее брат решил избавиться от одного из своих детей, препоручив другой семье. Дядя Маркус даже предположил, что это какое-то генетическое отклонение, такое же, как у моей сестры. Я тогда не понимала, о чем он говорит.

Но они подчеркнули, стараясь, чтобы это понял каждый, что они не мои родители. Что они могут поделать в этом случае? Даже само это мероприятие рассчитано не на них. Оно для родителей и учителей. Они были обременены мной, как котенком, найденным на заднем дворе дома: он никому не нужен, но нет сил смотреть, как он умирает с голоду. Так что приходится взять его, и делая вид, что любишь кошек, надеяться, что он станет домашним. Такими людьми они были для меня. Защитники поневоле, которые, опустив руки, смотрели, как я оставляю кучки кошачьего дерьма в их прекрасной организованной жизни, в которой уже достаточно послушных и милых детишек с нормальными ногами, которые не ходят в обносках и были желанны с самого начала.