Черные кувшинки - Мишель Бюсси (2017)

Лоренс прибавил газу. Слева за какие-нибудь полсекунды промелькнул сад Моне. Пожалуй, еще ни одному зрителю не удавалось взглянуть на него под столь «импрессионистским» углом зрения.

— Кстати, о деревенской омерте, — снова заговорил Серенак. — Знаешь, что вчера мне рассказала Стефани Дюпен про дом и мастерские Клода Моне?

— Что?

— Что, если хорошенько поискать, то там еще можно найти с десяток полотен знаменитых мастеров. Ренуара, Сислея, Писсарро. Ну и неизвестные «Кувшинки» Моне, само собой.

— Вы их видели?

— Видел одну пастель. Не исключено, что Ренуара…

— Да она над вами просто посмеялась.

— Ясное дело. Но зачем? И еще добавила: дескать, в Живерни это секрет Полишинеля.

Сильвио вспомнил свой разговор с Ашилем Гийотеном по поводу утраченных полотен Моне. Хранитель не отрицал вероятности того, что где-то может всплыть ранее не известное творение художника. Например, пресловутые «Черные кувшинки». Но чтобы сразу десяток?

— Да она играет с вами, патрон. Водит вас за нос. Я это с самого начала понял. И сдается мне, в деревне она такая не одна…

Серенак ничего не ответил, сосредоточив внимание на дороге. Сильвио высунул в открытое окно бледное лицо и стал жадно глотать воздух.

— Сильвио, ты в порядке? — обеспокоенно спросил Лоренс.

— Если честно, на пределе. За ночь выпил не меньше десяти чашек кофе, чтобы не заснуть. Врачи сказали, что пока оставят Беатрис в больнице.

— А я думал, что ты пьешь только чай и притом без сахара.

— Я тоже так думал.

— Слушай, а что тогда ты тут делаешь, если у тебя жена в роддоме?

— Они обещали позвонить, если что. Сегодня ее должен врач осмотреть. Но они говорят, она может там еще несколько дней проваляться. А что? Малышу там тепло и уютно…

— А ты, значит, еще одну ночь не спал, а трудился?

— Типа того. Надо же чем-то было голову занять. Зато Беатрис спала как младенец.

Серенак сделал крутой разворот и выехал на улицу Бланш-Ошеде-Моне. Сильвио посмотрел в зеркало заднего вида. Две полицейские машины следовали за ними. Мори и Лувель запоздало пристегивали ремни безопасности. Сильвио подавил приступ тошноты.

— Ничего, — успокоил помощника Серенак. — Через полчаса дело Морваля будет раскрыто, и ты сможешь отправляться в больницу. Поставь там себе раскладушку и дежурь сутки напролет. Эксперты-графологи исключили любые сомнения. Надпись, вырезанная на крышке ящика для красок, сделана почерком Жака Дюпена. «Она моя. Здесь, сейчас и навсегда»… Признай, я ведь оказался прав, а, Сильвио?

Сильвио сидел, высунув голову в окно, и глубоко дышал. Улица Ошеде-Моне спиралью карабкалась на холм, но инспектор и не думал сбросить скорость. Бенавидиш испугался, что его прямо сейчас вывернет. Он сделал самый глубокий вдох, на какой был способен, и убрал голову из окна.

— Два эксперта из трех, патрон, — напомнил он. — И их выводы далеко не однозначны. Да, они считают, что между буквами, вырезанными на крышке ящика, и почерком Дюпена есть определенное сходство, но есть и немало различий. Лично у меня сложилось впечатление, что ни черта они не понимают, эти графологи…

Серенак забарабанил пальцами по рулю.

— Сильвио, я умею читать рапорты специалистов не хуже тебя. Результат экспертизы показал сходство с почерком Дюпена, так? А что касается различий… Ну сам подумай. Вырезать буквы на дереве — не то же самое, что подписывать чек. Все сходится, Сильвио, так что не бери в голову. Дюпен — ревнивец. Сначала он отправляет Морвалю поздравительную открытку со скрытой угрозой в виде цитаты из стихотворения Арагона «Нимфея»; затем вырезает на ящике с красками красноречивую надпись; наконец, убивает соперника.