Черные кувшинки - Мишель Бюсси (2017)

Наконец я выбралась на шоссе Руа. Прошла немного вперед, до сада Моне. Народу было еще полно, каждому хотелось насладиться видом роз и кувшинок. И то сказать, денек сегодня выдался на славу. До закрытия сада оставался примерно час, но туристы, преодолевшие по пути сюда многие километры, покорно выстраивались в очередь и гуськом продвигались по садовым дорожкам. Так выглядит Живерни в пять часов вечера. Практически метро в час пик.

Я рассеянно смотрела на толпу. В следующую секунду я перестала видеть туристов. Я видела только ее.

Фанетту.

Я видела ее со спины, на берегу пруда с кувшинками. На ветках глицинии лежала ее картина. Я догадалась, что Фанетта плачет.

— Что тебе от нее надо?

Толстяк Камиль стоял на другом конце пруда, на зеленом мостике, над которым свешивались ветви плакучей ивы. Вид у него был дурацкий. В руках он держал маленькую картонку.

— Что тебе надо от Фанетты? — повторил Винсент.

— Да я… Я просто… — смущенно забормотал Камиль. — Хотел ее утешить… Ну и поздравить. У нее же сегодня день рождения. Я принес ей открытку…

Винсент вырвал открытку из рук Камиля и окинул ее быстрым взглядом. Обыкновенная открытка. На лицевой стороне — репродукция «Кувшинок» Моне в лиловых тонах. На обороте — короткая надпись: «С днем рождения! Одиннадцать лет!»

— Ладно. Я ей передам. А сейчас оставь ее в покое. Фанетте сейчас никто не нужен.

Оба мальчика посмотрели на другой берег пруда, где Фанетта яростно работала кистью.

— Как… Как она вообще? — тихо спросил Камиль.

— А ты как думаешь? — ответил Винсент. — Как мы все. Ошарашена. Сначала узнали, что Поль утонул. Потом эти похороны под дождем. Но ничего, она отойдет. Несчастный случай, что поделаешь. Бывает.

Толстяк Камиль заплакал. Винсент не обратил на это никакого внимания. Повернулся к нему спиной и пошел вокруг пруда, бросив напоследок:

— Не волнуйся, я передам ей твою открытку.

Тропинка вокруг пруда сворачивала налево и ныряла в заросли глициний. Едва оказавшись под их защитой, Винсент сунул открытку себе в карман, и пошел к японскому мостику, раздвигая руками слишком низко склонившиеся к тропинке ирисы.

Фанетта стояла спиной к нему и всхлипывала. Она поднесла самую широкую, почти малярную кисть к палитре, на которой смешала самые темные свои краски.

Темно-коричневую. Антрацитово-черную. Густо-пурпурную.

Черную.

Фанетта наносила на свою радужную картину беспорядочные мазки. Она не смотрела по сторонам и ничего не пыталась воспроизвести на холсте — она хотела выразить неутолимую боль своей души. Как будто на пруд, наполненный играющей в лучах солнца водой, спустились сумерки. Фанетта оставила нетронутыми лишь несколько кувшинок, которые оживила, прикоснувшись к ним тонкой кисточкой в желтой краске.

Редкие звездочки во мраке ночи.

— Камиль хотел прийти, — тихим голосом сказал Винсент, — но я его не пустил. Сказал, чтобы он оставил тебя в покое. Он хотел поздравить тебя с днем рождения.

Винсент дотронулся рукой до кармана, но так и не вытащил из него открытку. Фанетта молча выдавила на палитру новый тюбик черной краски.

— Фанетта, зачем ты это делаешь? Ты же…

Фанетта повернулась к нему. Глаза у нее покраснели от слез. Той же тряпкой, какой она вытирала кисти, она провела себе по щеке, оставив на ней черный след.

— Все кончено, Винсент, — сказала она. — Больше никаких ярких красок. Никакой живописи.

Винсент ничего не сказал.

— Все кончено, Винсент, — почти крикнула Фанетта. — Ты что, не понимаешь? Поль умер из-за меня! Он поскользнулся на ступеньке, когда лез за этой проклятой картиной. Это я послала его туда. Я сказала ему, чтобы он поторопился. Это я… Я его убила.

Винсент положил руку ей на плечо.

— Да нет же, Фанетта. Это был просто несчастный случай, и ты сама это знаешь. Поль поскользнулся, упал в ручей и утонул. Никто в этом не виноват.