Солнце в руке - Буало-Нарсежак (1999)

— Как обычно! После всех этих событий в Новой Каледонии все больше желающих на Полинезию, Валлис и прочие южные земли. Часто это важные персоны, которые покинули свои родные края. Они наверстывают это, покупая марки.

— Да так, — сказала я, — что у тебя даже не нашлось времени выйти проветриться.

— Нет.

— А потом ты будешь удивляться, что толстеешь.

Самое трудное было позади. Мы снова переходили на некоторый интимный тон, успокаивающий меня. Оставалось только преодолеть испытание трапезой.

— Я подумал, — сказал Бернар, — что мы могли бы пойти в ресторан. Аперитив, легкий ужин, люди вокруг — это будет неплохой передышкой. Тебе не кажется? Во всяком случае, что касается меня, то я — за!

— А твоя мать?

— О, да ведь она почти ничего не ест! Немного ветчины да йогурт. Не беспокойся о ней. Скорее, она должна подумать о тебе. Она думает, не обделенная ли ты женщина. Знаешь, этот технический термин она подхватила в журнале, и для нее он означает все, что может расстроиться у женщины, особенно психически. Слово, которое ей нравится.

— А что ты ей отвечаешь?

— Ничего. Пусть думает, что хочет. Ну так что, идем?

— Только подожди, я переоденусь.

— Да ты и так хороша.

— А если не будет свободных столиков?

— Я заказал.

— Ты знал, что я соглашусь?

— Конечно.

Мне совсем не нравились его собственнические замашки, и у меня не было ни малейшего желания ужинать с ним. Но решив молчать о смерти мамы, я также взяла на себя моральное обязательство пощадить Бернара и таким образом признать, что он всегда относился ко мне с добротой и любовью. Поэтому я постаралась скрыть свое настроение, и уже час спустя мы сидели за столиком, уставленным обильной закуской, среди более или менее известных людей, имена которых Бернар тихо нашептывал мне на ухо.

— Вон тот маленький, весь в сером, это Люсьен Фронтенак, язык и перо змеи. Раньше, к примеру во времена Клемансо, подобные вещи решались бы на дуэли. Слева от него, через два столика, не узнаешь? Шанталь Левек. Она делает погоду в верхах. Любовница Рауля Марешаля, говорят, что скоро он станет министром. Да спустись же с небес. Тебе что, это не интересно?

— Напротив, даже очень.

А в это время там, возле дивана, мама… Ужасно. Я силилась хоть немного поесть. Кое-кто из-за своих столиков поглядывал на меня. Я совершенно забыла, что была красива. Что я ела, что пила? Не могу вспомнить.

— Мороженого… хочешь?

Я слышала голос Бернара издалека, будто он говорил из другой комнаты.

— Выбирай.

— Нет, ты.

А где-то по дороге в Антиб, может на заправочной станции, Стефан слушает по радио новости. Он еще не знает, что мое молчание обеспечивает ему невиновность. Должно быть, он ожидает услышать, что преступление обнаружено, и уже готовит свою защиту. А я маленькими порциями, борясь с подступающей тошнотой, глотала нечто вязкое и холодное. Я сама умерла… Бернар с кем-то здоровался.

— Лартиг. Узнаешь его? Теперь он покрасился в блондина. Послушай, Крис, ты что, немая? Или, может, я тебе надоел?

— Нет, Бернар, просто у меня жуткая мигрень.

— Так почему ты сразу не сказала?

И моментально ставший внимательным, услужливым и предупредительным, бедный Бернар осторожно повел меня к выходу. Мне не терпелось лечь и забыться. Он помог мне раздеться, счастливо и смущенно снимая с меня одежду. Обнял меня, поцеловал в глаза, слишком долго, к моему неудовольствию. Выключил ночник, стоявший рядом с его кроватью. Я ожидала мгновенно провалиться в сон, но, увы! Как только я легла, в голове моей начали проноситься картины, и я услышала Голос: «Позже, когда ты будешь свободна».