Солнце в руке - Буало-Нарсежак (1999)

— Что же твоему деду могло там понадобиться? Ты болтаешь всякий вздор, лишь бы не рассказывать об этой девке!

Его охватывает ярость. Стараясь сдержаться, он закуривает сигарету. Еще новость! Он начал курить!

— Я не имею права рассказывать, — говорит он. — Я дал деду обещание.

— Значит, мне Ронан не доверял?

— Не в этом дело. Если бы он успел, он, наверное, посвятил бы в тайну и вас. Поклянитесь, что никому ничего не скажете.

— Послушай, Жан-Мари. Прекрати эти детские игры.

Она поднимается.

— Молчи, если тебе так хочется. Но если ты собираешься нырять, не рассчитывай, что тебе удастся сделать это незаметно. Во-первых, кто будет тебе помогать? Надеюсь, ты не собираешься заниматься этим в одиночку? Ну?

— Крестная, нехорошо вытягивать из меня силой тайну, но вы сами этого захотели! — И он освобождает дедово кресло. — Садитесь! Именно сюда, так надо! Мы должны чувствовать, что он здесь, с нами! — Из внутреннего кармана пиджака он вынимает какой-то предмет, завернутый в замшевый лоскуток, и протягивает его Армели. — Смотрите!

Она недоверчиво разворачивает сверток и обнаруживает внутри золотую монету.

И невольно вскрикивает, как будто нечаянно выпустила на волю запертого зверька.

— Что это?

— Монета в четыре дуката. На одной стороне — посмотрите! — профиль Франсуа-Жозефа. Это я точно знаю, потому что дед мне сказал. На другой — двуглавый орел Австро-Венгерской империи. Наверное, эта монета долго ходила по свету — она стала такой тоненькой! Но все равно это ценный экземпляр для коллекционера. Дед отдал мне ее перед смертью.

— И в чем же тайна? — спрашивает Армель.

— Это целая история. Вы помните, что здесь творилось в последние дни оккупации?

— Конечно, помню.

— Вы можете припомнить все в точности? Я вас прошу, потому что сам я был слишком маленьким. Я помню, но смутно. Отчетливо вижу только некоторые детали. У полковника был ординарец — такой худой и длинный парень, очень симпатичный. Он нам часто приносил хлеб и картошку, да?

— Точно. Он был огненно-рыжий. И вечно чистил сапоги.

— Так вот, он-то и рассказал деду кое-что интересное.

— Что же, например?

— Насколько я понял, он сообщал ему всякие ценные сведения. Боялся, что попадет в плен, и заранее готовил себе тылы. У деда как раз был приступ, когда он все это мне рассказывал. Мне приходилось понимать его с полуслова. Генерал, который командовал здешним округом, всю добычу прятал в замке, а полковнику было приказано ее вывезти…

— Какую добычу?

— Произведения искусства, драгоценности, коллекции — все, что они награбили в банках и музеях, в том числе, между прочим, и ваши часы. И конечно, золото.

— Много?

— Ящики. Мне кажется, он говорил про три ящика с золотыми слитками. Почему слитки? Потому что они переплавляли ценности в слитки, чтобы удобнее было вывозить.

— Признайся, ты сам все это выдумал?

— А монета? Я ее тоже выдумал? Монету деду дал фельдфебель, как раз для того, чтобы доказать, что он ничего не выдумал. Он же рассказал, что ящики должны погрузить в грузовик и ночью тайно вывезти, без охраны, чтобы не привлекать внимания партизан…

Армель пожимает плечами.

— И ты в это веришь? — говорит она.

Жан-Мари начинает кипятиться.

— Я верю, потому что дед тянул из себя кишки, чтобы успеть мне рассказать! Если бы вы его видели, поняли бы, что он говорит правду! Грузовик должен был выехать на дорогу в Ренн, обогнув озеро по самым слабо охраняемым проселкам. Дед с отрядом напал на него возле Мальбранского холма. Но все у них пошло наперекосяк. Схватка была такой стремительной, что грузовик потерял управление и бухнулся в озеро. Там он и лежит, вместе со слитками. Все немцы, которые были в грузовике, погибли сразу. А соратники деда погибли потом, в боях следующей зимы.

— Если я правильно тебя поняла, Ронан остался единственным выжившим свидетелем?

— Да!