Солнце в руке - Буало-Нарсежак (1999)

Какая холодная вода! Время от времени Жан-Мари останавливается и поднимает голову, чтобы прикинуть расстояние, которое ему еще предстоит преодолеть, а заодно отдышаться. Не то чтобы он устал, просто сказывается отсутствие тренировки. Особенно неловко ногам, отвыкшим от тяжести ласт. Глаза его горят. День еще не занимался. Над озером стелется мелкий туман, а на поверхности воды, гладкой, как стекло, отражаются звезды. В этот тихий час мир пока еще не принадлежит людям и пребывает в полном согласии с самим собой. Тишину слегка нарушает лишь доносящийся шум водосливного желоба. Жан-Мари продвигается вперед, стараясь не поднимать волн. Перед тем как ступить в воду, он внимательно осмотрел в бинокль противоположный берег. Никого. Да и кому взбредет в голову в ноябре приходить сюда поутру на прогулку? Время рыболовов тоже еще далеко: клев начинается поздним утром, когда озерные хищники выходят на охоту. Туристы давно разъехались по домам. Жану-Мари не о чем беспокоиться. Машину он оставил в густом кустарнике Роботской рощи, что прямо напротив холма Мальбран. Комбинезон натянул еще дома, а из Кильмера выехал по проселочной дороге, что ведет к Ла-Гренуйер. Отсюда до леса два шага. Расстояние от берега до берега он изучил еще раньше. Две-три сотни метров — может быть, чуть больше, из-за октябрьских дождей уровень воды в озере поднялся. Все равно, это вполне по силам среднему пловцу. Есть и течение, правда несильное, так что, если строго придерживаться заранее намеченных ориентиров, сбиться с курса невозможно. За негустой завесой тумана отчетливо виден холм, а на нем — каменный столб-ориентир с подзорной трубой. Жан-Мари чувствует себя уверенно, но в то же время его не покидает легкая тревога. Он, конечно, доплывет, но вот приблизит ли это его к цели? Как только он притащит на берег необходимое оборудование — лодку, таль, тросы, — сейчас же набегут толпы зевак. Энергично работая ластами, он продолжает обдумывать план дальнейших действий, хотя ему уже ясно, что о массированном — за день-два — броске не может быть и речи. Но и по одному выуживать ящики будет не легче… Руки у него заледенели. Ему кажется, холод пронизывает его насквозь. Нет, его стихия — море, а не этот мутный бульон, в котором не чувствуешь ни плотности, ни настоящей толщи, весь пропитанный запахом полусгнившей травы, противостоящий пловцу с какой-то скрытой враждебностью. Еще один быстрый взгляд поверх волн. Остается не больше пятидесяти метров. Но Жан-Мари не собирается выходить на противоположный берег. Все, что ему требуется, — оглядеть береговую линию в том месте, где упал грузовик. Он достаточно опытен, чтобы на глаз примерно определить глубину. Чем отвеснее обрыв, тем глубже дно. Здесь. Он до половины высовывается из воды, продолжая работать ластами, и напоминает дельфина. Вокруг него неподвижно стоит черная, полная непроницаемой тайны вода. Итак, набрать в грудь побольше воздуха, нырнуть до самого дна, а потом быстро вынырнуть на поверхность. Вот именно, думает Жан-Мари. Хорошо бы быть лет на двадцать моложе. Он никак не может решиться. Ощупывает себя руками, описывая на воде небольшие круги. Старается припомнить все, что ему приходилось слышать от рыбаков, туристов, рабочих плотины и шлюзов. Помнит он и про волнорез плотины, который всегда изображают на открытках для туристов. В центре глубина залива — пятьдесят восемь метров. В этой цифре он уверен. Озеро вовсе не такое глубокое, как можно подумать, хотя сейчас вода поднялась. Значит, ему нужно быстро оттолкнуться и вниз головой рухнуть под воду, к самому дну. Он не собирается тщательно прощупывать камни на дне, нет, он всего лишь коснется их руками, чтобы убедиться, что достиг цели. Он готов поклясться, что клад должен быть где-то здесь, наверное, застрял на середине подводного склона, потому что озеро — эта заполненная водой узкая долина — имеет форму заглавной V, а не U, значит, немецкий грузовик не мог в двадцати метрах от берега уйти под воду слишком глубоко. Наверное, он лежит на склоне расселины, может быть, зацепился за какой-нибудь подводный утес… Хотя… Ведь сорок лет прошло! Само ложе озера подвержено частым перепадам давления из-за смены времен года и из-за работающего на берегу завода. Но в конце концов! Хватит рассуждать! Надо просто проверить себя, как проверяют машину, а сейчас все его тело: сердце, легкие, мышцы — это машина для погружения. Жан-Мари доплывает до узкого пляжа, окаймляющего обрывистый берег. Здесь он осторожно снимает с себя снаряжение: баллон, пояс, маску. Он понимает, что переоценил свои силы, когда экипировался так, словно сегодня же отправится на свидание с сокровищем. Он как будто сам себе лгал, чтобы набраться храбрости. Но сейчас он просто обязан показать себе, чего стоит. Сбросив тяжелую ношу, он снова бросается в воду и в несколько гребков достигает места, которое кажется ему самым многообещающим. Теперь несколько глубоких вдохов, чтобы запастись воздухом. И последний, немного торжественный взгляд вокруг. Уже занимается день: начинают розоветь первые утренние облака. Жан-Мари твердит про себя фразу-заклинание, которую полушутя всегда повторял дед, когда ему предстояло что-нибудь трудное, например одолеть особенно упрямый гвоздь или выбить особенно тугую пробку. «Не отступать ни перед кем!» Давай, Жан-Мари! И, делая мощный взмах ногами, он бросается в гущу воды. Ласты гибко трепещут, руки работают энергично. Он погружается быстро, гораздо быстрее, чем на море, потому что в пресной воде даже не ныряют, а просто несутся камнем ко дну. В ушах у него поднимается шум. Оказывается, он совсем забыл это ощущение, и сейчас оно его слегка беспокоит. Искушение вернуться наверх, отказаться от своей затеи постепенно превращается в немой крик мучимой плоти, одержимой одним желанием — вернуться на воздух. Плотнее сжав зубы, Жан-Мари пытается открыть глаза. Раньше он делал это сотни раз. Но сегодня вода обжигает, слепит его. Он чувствует: еще немного — и он пропал. Вокруг невозможно различить ничего. Весь он теперь обращается в одно горячее чувство — вырваться наверх и вдохнуть в себя одним отчаянным глотком все небо сразу. Он останавливает движение ластов, превратившихся в тормоз, и одним рывком прекращает погружение. Медленно, слишком медленно, не в силах больше сдерживать в груди уже ненужный, отработанный воздух, который теперь только душит его, он торопливо несется к спасению. И наконец выныривает. Он дышит. Ему жарко. Глубиномер показывает: восемнадцать метров. Тело его ликует. Но душа — душа скорбит. Он провалил свою попытку. Он не смог даже краешком глаза увидеть камни на дне. Дыхание понемногу налаживается. Значит ли это, что клад для него недосягаем? Не обязательно. Просто надо хорошенько потренироваться. С кислородным баллоном он сможет исследовать озеро совершенно спокойно. Да нет, какой там спокойно! Жан-Мари сейчас, сию минуту понял, что он уже не способен на подвиги. Он сможет нырять, сможет плавать по дну, сможет все осмотреть, но только если будет погружаться ненадолго — по 20–25 минут — и при условии, что у него будет с собой сильный фонарь. Если правда, что в море в хорошую погоду прекрасно видно все вокруг, то здесь, в этой озерной впадине, да еще ранним утром, на глубине трех-четырех метров уже царит кромешный мрак. Об этом он как-то не подумал. И ведь что-то придется сказать Лосуарну, который достал ему баллон, маску и глубиномер, чтобы тот не болтал направо и налево, что Ле Юеде… А, ладно! Самое простое съездить в Лориан, где никто не будет задавать ему вопросов. Весь во власти своих мыслей, он снова надевает снаряжение, потом долго кашляет и высмаркивает нос, поочередно зажимая большим пальцем обе ноздри. И снова идет в воду. Переправа кажется ему долгой. Все те же думы продолжают кружиться в голове, как назойливые мухи. Деньги! Скромных сбережений, которые остались от деда, надолго не хватит, а баллоны и маска стоят недешево. Фонарь? Не на фонаре же экономить! И лодка нужна… Каждый новый образ пронзает его мозг новой колючей болью. Если бы удалось уговорить Армель принять участие в расходах! Но он не осмелится ее просить. Наконец он касается берега и, приподнявшись на одном колене, дает себе немного отдышаться. Небо уже пламенеет вовсю. Утро обещает быть прекрасным, каким оно бывает здесь часто. Высоко поднимая ноги в ластах, он идет к своему укрытию, и со стороны кажется, что на каждом шагу он перешагивает через небольшой заборчик. Но что это? Здесь, под деревьями, явно тянет табаком… С бьющимся сердцем он снимает ласты. А он так хотел остаться незамеченным! Он делает несколько неловких шагов, согнувшись под тяжестью своей ноши, и сейчас же замирает на месте. Перед ним — незнакомый мужчина, сжимающий в руках небольшую камеру. Камера направлена прямо на Жана-Мари, и незнакомец несколько секунд снимает его, после чего делает шаг ему навстречу и как ни в чем не бывало представляется самым светским тоном: