Из царства мёртвых - Буало-Нарсежак (1995)

— Совершенно случайно я услышал ваш разговор в морге и подумал, что мог бы быть вам полезен. У меня много свободного времени и двадцатипятилетний опыт работы. Наконец, у меня на памяти десятки аналогичных случаев. Жена исчезает, муж считает, что она отдала богу душу, а потом, в один прекрасный день… Поверьте, уважаемый, часто бывает лучше выждать, прежде чем заваривать кашу.

Поезд тронулся и медленно побежал среди унылого, серого тумана, кое-где подсвеченного белыми пятнами.

Мерлен дотронулся до колена Равинеля и продолжал:

— Мне весьма сподручно проводить розыск. Я могу делать это незаметно, безо всякой огласки. Разумеется, я ни в чем не преступлю закона, но ведь у вас и нет никаких оснований полагать…

Равинель подумал о скрипящих ботинках, и у него вдруг полегчало на душе. Этот Мерлен ничуть не похож на злодея. Должно быть, он не прочь подзаработать — недаром околачивался в Институте судебной медицины. Пенсия у инспектора, надо полагать, не бог весть какая. Что ж, пожалуй, он явился кстати, этот Мерлен. Может, он и докопается.

— Я думаю, вы действительно могли бы мне оказать услугу, — сказал Равинель. — Я коммивояжер и, как правило, приезжаю домой по субботам. И вот в прошлую субботу не застал жену дома. Я выждал два дня и сегодня утром…

— Позвольте мне сначала задать вам несколько вопросов? — шепнул Мерлен, озираясь. — Сколько лет вы женаты?

— Пять. Моя жена отнюдь не легкомысленна, и не думаю…

Мерлен поднял жирную руку.

— Минутку. Дети у вас есть?

— Нет.

— Ваши родители?

— Умерли. Но я не понимаю…

— Положитесь на мой опыт. Слава богу, он у меня немалый. Родители жены?

— Тоже умерли. У Мирей есть только брат. Он женат и живет в Париже.

— Хорошо. Понятно… Молодая одинокая женщина… Она не жаловалась на здоровье?

— Нет. Три года назад перенесла тиф. Но в общем-то, она крепкая. Намного крепче меня.

— Вы что-то упоминали о ее неожиданных исчезновениях. И как часто это с ней случалось?

— Да про это я даже не знал. Мирей всегда казалась мне женщиной уравновешенной. Иногда она нервничала… Ну, раздражалась, в общем, как все…

— Так… Теперь главное. Скажите, она захватила оружие?

— Нет. А между тем в доме был револьвер.

— Она взяла деньги?

— Нет. Даже сумочку дома оставила. В ней несколько тысячефранковых купюр. У нас водились деньжата.

— Она была… я хочу сказать, она не была транжиркой?

— Пожалуй, нет.

— Заметьте, ведь она и без вашего ведома могла отложить большие деньги. Я припоминаю одно дело в сорок седьмом…

Равинель вежливо слушал. Сквозь мокрое окно он смотрел на постепенно проступающую в тумане дорогу. Правильно ли он поступил? Или совершил ошибку? Трудно сказать. С точки зрения Люсьены, он, несомненно, действовал разумно. А с точки зрения Мирей? Он так и подскочил. Какая нелепая мысль! Да разве Мирей потерпела бы вторжение этого полицейского? Разве она согласилась бы, чтобы какой-то там Мерлен принялся разыскивать ее труп? Мерлен все говорил и говорил, перебирая воспоминания, а Равинель… Равинель всячески пытался отогнать навязчивые мысли. Не надо торопиться. Не надо забегать вперед. Посмотрим. Обстоятельства сами подскажут, как следует поступить.

— Что вы сказали?

— Я спрашиваю, ваша жена действительно не взяла с собой никаких документов?

— Нет, не взяла. Удостоверение личности, свидетельство на право голосования — все осталось у нее в сумочке.

Вагон тряхнуло на стрелке. Поезд замедлил ход.

— Приехали, — сказал Равинель.

Мерлен встал, порылся в кармане, отыскивая среди многочисленных бумажек свой билет.

— Разумеется, первое, что приходит на ум, — это бегство. Если бы ваша жена покончила с собой, тело давно бы нашли. Посудите сами! Прошло два дня…