Черная вода - Андреас Фёр (2019)

– Мы нашли пятьдесят граммов травы в ее квартире, – сказала Тина, – и немного кокса. Были и некоторые довольно ценные вещи, которые она едва ли могла купить: ручка Монблан на сумму около тысячи евро, хрустальный графин и – в это трудно поверить – своего рода яйцо Фаберже. Мы подозреваем, что она украла эти вещи у Вартберга. Может быть, он ей их подарил. Или это было платой за оказанные услуги, – добавила Джанет.

– Есть ли какая-нибудь подсказка? – спросил Валльнер. – Сексуальные контакты между ними? Адвокат говорит, что это скорее отношения отца и дочери.

– Мы не нашли ничего, что указывало бы на половые сношения, – ответил Оливер, коллега Тины. – Никаких презервативов, никакой спермы, ничего.

Наконец Валльнер сообщил о разговоре с адвокатом Баумгертелем и его предположении, что Лара Эверс ничего не знала о своем наследстве.

– Кстати, – продолжал Валльнер, – у Вартберга не было детей, и родители, вероятно, умерли. Мы как-нибудь продвинулись в этом вопросе?

Майк взял слово и положил перед собой папку.

– Ну типа того. У меня имелось определенное подозрение, которое было подтверждено сегодня. Но давайте по порядку…

Глава 22

Берлин, лето 1996 года

Разбирательство по делу Александра Шухина было затруднено. Жертва все еще находилась в отделении интенсивной терапии. Шухин сломал ему ножкой от стула несколько костей лица, а также левую ключицу. У Зиттинга от чтения медицинского отчета возникло неприятное чувство в желудке. Что заставило этого человека так изувечить свою жертву? Что случилось бы, не вмешайся патруль? Судья ответил на эти вопросы следующим образом: жертва находилась в наркотическом состоянии (анализ крови выявил кокаин и амфетамины) и напала на Шухина. Он вынужден был защищаться от агрессивного атакующего, который не захотел отпускать его даже после нескольких попаданий, освободиться удалось только после массированных ударов. Этот отчет был подтвержден свидетелем Фогтом, который якобы случайно оказался неподалеку. Сама жертва не могла этому противоречить, все еще пребывая без сознания. И поэтому, по мнению судьи, самое большее, следовало ожидать осуждения за превышение необходимой защиты и не было никаких оснований удерживать Шухина под стражей. Он покинул тюрьму свободным человеком.

Дело не отпускало Зиттинга. Он лежал в постели Сильвии ночью, ее теплая рука была на его груди, дыхание щекотало шею, в свете фонаря на потолке танцевали листья липы, стоящей перед окном, – и думал о человеке в реанимации. Что стояло за этим? Неужели Шухин хотел его убить? Если да, то почему? Был ли Нольте всего лишь мелким мошенником, чьи люди сражались с другими мелкими мошенниками? В какой бизнес ввязался Зиттинг? С тех пор как пронес сотовый телефон, он знал, что Нольте был более серьезен, чем предполагал его внешний вид. Был ли он настоящим преступником? Зиттингу хотелось бы избежать вопросов, которые ставило поведение Нольте. Но он больше не мог.

На следующее утро Зиттинг смотрел на свое обезглавленное яйцо к завтраку и ничего не говорил. Аппетита не было. Его мучил вопрос о том, как сложится теперь его жизнь. В какой-то момент он понял, что таращится на яйцо, и посмотрел на Сильвию, сидящую по другую сторону стола. В ее глазах Зиттинг увидел глубокую озабоченность. Он улыбнулся, отложил ложку и сделал паузу.

– Я не говорил с Нольте… о телефоне.

Сильвия кивнула. Она знала это с самого начала. Зиттинг сказал ей, какую сделку заключил с Нольте. Она слушала, позволяла ему говорить и не подгоняла, когда он прерывался. Она не была потрясена, разочарована или ошеломлена. Она слушала, как слушают кого-то, кто излагает большую глупость и не знает, как продолжить. Когда Зиттинг закончил, она сказала:

– Это означает, что, если ты не работаешь на него…

– Мне конец.

– Если он осуществит свою угрозу.

– Он это сделает. Хотя бы из принципа. Такие люди не терпят сопротивления.