Лабиринт Мёнина - Макс Фрай (2000)

Очевидно, согласно какому-то неведомому расписанию, нам в тот момент полагалась приятная остановка в безопасном месте — вот каждый из нас и получил то, что соответствовало его глубинным представлениям о безопасности. Я оказался на «бабушкиной кухне», а Мелифаро — в гостях у миловидной барышни, которая с первого взгляда оценила его привлекательность и не стала пренебрегать возможностью более близкого знакомства.

«Ну вот, — мрачно сказал я себе, — теперь все более-менее понятно, правда? Эта реальность пластична. Но ведь то же самое можно сказать о любой другой реальности. Здесь, в Лабиринте, пластичность очевиднее, она сразу бросается в глаза — только и всего. Мир будет таким, каким ты намерен его увидеть. И кому от этого легче, дружок? Это великое открытие поможет тебе найти Гурига? Или — подумать страшно! — вернуться домой? Сомневаюсь что-то… Твои дурацкие желания хоть когда-нибудь подчинялись твоей воле? Вот то-то и оно».

Крыть было нечем. Слишком уж хорошо я себя знаю, а близкое знакомство с собой, любимым, мало кого может оставить оптимистом. И все же этой ночью, в темном купе поезда, несущегося неизвестно откуда неизвестно куда, «из пункта А в пункт В», как в школьном задачнике, ко мне вернулась счастливая способность доверять добрым предчувствиям. Я уже почти знал, что выход из Лабиринта Мёнина существует, и даже у молодых и неопытных болванов вроде нас с Мелифаро есть шанс его обнаружить.

Остаток ночи я честно проспал, уткнувшись носом в холодный пластик стены. Проснулся я не по вине оранжевых сполохов солнечного света под веками, а от прикосновений Мелифаро — увы, не слишком ласковых. Если называть вещи своими именами, он попросту бесцеремонно тряс меня за плечи, сопровождая это грубое насилие нечленораздельным лопотанием и судорожными жестами, указующими в направлении окна.

— Радость моя, я тебя ненавижу! — добродушно проворчал я, пытаясь натянуть на голову одеяло и разом избавиться от всех насущных и грядущих проблем. — Какого черта?! Я еще не выспался, а мне нужно быть в хорошем настроении, чтобы… Ох, ну ни фига себе!

Моя последняя реплика была адресована не столько злодею Мелифаро, сколько удивительному зрелищу за окном: это чудовище все-таки заставило меня обратить мутный взор в заданном направлении.

Ночью я был уверен, что поезд, как и давешний музейный зал с полотнами фон Явленского, — лоскуток мира, где я родился. Сходство деталей интерьера и в особенности манеры проводницы не оставляли сомнений. Но теперь я не поставил бы на эту гипотезу и жалкой дюжины горстей.

Там, за окном, не было ни диковинных растений (редкие деревья за окном смахивали на гигантские чертополохи — невелика экзотика!), ни какой-нибудь неэвклидовой архитектуры, ни летающих чудищ. Даже цвет неба можно было считать вполне традиционным: бледненькая такая невнятная высь. Зато равнина, по которой мы ехали, была заполнена людьми. Полуголые человеческие существа со светлой кожей и, кажется, вполне заурядными физиономиями. Никогда прежде я не видел столько живых людей сразу, и мне в голову не приходило, что подобное зрелище может произвести столь сокрушительное впечатление.

Я прильнул к окну и замер, только мои глазные яблоки панически метались в разные стороны, наобум выхватывая то одну деталь, то другую. Некоторые человеческие существа, равнодушно потупившись, топтались на месте, другие сидели на земле, безучастно пялясь куда-то вдаль, третьи лежали на спине, уставившись в небо. Иные что-то жевали, торопливо помогая себе неловкими жестами тощих рук. А некоторые флегматично спаривались, не обращая внимания ни на окружающих, ни, кажется, даже на своих партнеров по этому невеселому действу. Судя по выражению их лиц, они даже не получали особого удовольствия от процесса.