Лабиринт Мёнина - Макс Фрай (2000)

— Но ведь приговоров не бывает, — сказал я вслух. — Бывают только слова, которые можно принять к сведению, а можно пропустить мимо ушей.

Они оба уставились на меня: Меламори — изумленно, словно я прочитал ее мысли (впрочем, разве я их не прочитал?), а Шурф смотрел понимающе и даже, кажется, одобрительно.

— Ты что-то говорил о своей полезности, — улыбнулся я ему. — Имей в виду, польза — это не обязательно, мы в любом случае рады, что ты к нам подошел. Но раз уж заинтриговал, договаривай.

— В одной из рукописей эпохи владычества дочерей Халлы Махуна Мохнатого, старинная копия которой хранится в моей библиотеке, сказано, что есть люди, которым дана одна длинная жизнь, и есть люди, кому дано много коротких жизней…

Я вопросительно поднял брови, поскольку еще не понимал, к чему он клонит, и Шурф неторопливо продолжил:

— Там было написано, что первые, сколь бы извилист ни был избранный ими путь, следуют им неторопливо, но неуклонно, к финальному триумфу или к бесславной погибели — это уже дело удачи и воли. Для них каждый новый день — закономерное следствие дня предыдущего. Если такой человек достаточно мудр, чтобы поставить перед собой великую цель, у него есть шанс рано или поздно достичь желаемого. А про вторых было сказано, что у таких людей душа изнашивается гораздо быстрее, чем тело, и они успевают множество раз умереть и родиться заново прежде, чем последняя из смертей найдет их. Поэтому жизнь таких людей похожа на существование расточительных игроков: как бы велик ни был сегодняшний выигрыш, не факт, что им можно будет воспользоваться завтра. Впрочем, и за проигрыши им расплачиваться приходится далеко не всегда. Ты не находишь, что это описание как нельзя лучше подходит к тебе?

— Наверное, — я пожал плечами.

— И ко мне, — твердо сказала Меламори.

— Да, леди, и к тебе. Вы с Максом вообще похожи больше, чем кажется поначалу, — согласился Шурф.

Только теперь он соблаговолил усесться на один из пустующих стульев.

— Да, разумеется, мы похожи, — эхом откликнулась она. — И вообще, все что ты рассказал, очень интересно. Но какой вывод мы должны сделать из твоих слов, Шурф? Что наша жизнь подошла к концу и следует ждать, когда начнется новая? А если она, эта новая, нам не понравится?

— Чаще всего так и бывает, — флегматично заметил Лонли-Локли. — Никому не нравится новая жизнь — поначалу. Потом проходит время, и старые воспоминания могут вызвать лишь снисходительную улыбку. Чего ты хочешь от меня, леди? Чтобы я рассказал тебе, что ждет вас впереди? Но я не прорицатель. Просто коллекционер книг, который дает себе труд ознакомиться с содержанием своей коллекции. Могу сказать лишь одно: тот, кому жизнь стала казаться сном, должен ждать или смерти, или перемен. Что, в сущности, одно и то же. Извините, если я испортил вам обед.

— Ну что ты, сэр Шурф, — ехидно сказала Меламори. — Мы с тобой так мило щебечем! А если я сейчас разревусь, вы с Максом меня простите. Думаю, я заслужила право на одну истерику в год, а в этом году я еще ничего в таком роде не устраивала.

— Какая ты грозная, — улыбнулся я. — Отложи свою истерику до конца года. Шурф не сказал ничего ужасного. Любому живому человеку следует ждать смерти и перемен: лишь эти ожидания никогда не оказываются обманутыми. Вон и Джуффин нам переменами грозил с утра пораньше, что тут будешь делать?

— Я в той же лодке, что и вы, — флегматично заметил Лонли-Локли. — Правда, все мои жизни до сих пор оказывались весьма продолжительными. Но это как раз не имеет значения.

— Да, Шурф, я знаю, — вздохнула Меламори. — Все верно, Макс, все правильно… Но я нередко замечала, что можно подолгу томиться ожиданиями и предчувствиями на фоне размеренно текущей жизни — до тех пор, пока не появится кто-то и не сформулирует вслух то, что тебе лишь смутно мерещилось. И тогда все сразу случается: предчувствия сбываются, ожидания оправдываются. Иногда сказать вслух — все равно что прочитать заклинание, правда?