Декларация независимости или чувства без названия (фанфик Сумерки) - Kharizzmatik

Если бы он выстрелил в меня, это было бы то же самое, что выстрелить в нее. Я, черт возьми, прекрасно знал это. Он никогда не выстрелит в меня…

– Пошел вон с моих глаз, – наконец сказал он и убрал оружие.

– С удовольствием, – ответил я.

Джаспер схватил меня за руку и потянул к лестнице.

– И не вздумайте заходить к ней. Это вас всех касается, – прокричал он и пошел в комнату под лестницей.

Зайдя внутрь, он шумно захлопнул за собой дверь.

Я шел за Джаспером до второго этажа.

– Проклятье, Эдвард, что на тебя нашло?! Я не выношу любые скандалы, но так говорить отцу о маме в этот день… Ты что, смерти своей хочешь? – спросил Джаспер, как только мы подошли к его комнате.

Я пожал плечами и вздохнул.

Зайдя к нему в комнату, мы закурили. Я надеялся, что это немного успокоит меня. Джаспер ни слова не сказал о моих чувствах к Изабелле, но они и так наверняка бросались в глаза, как большой розовый слон.

Еще немного посидев у Джаспера, я решил подняться к себе. Я очень хотел зайти к ней, убедиться, что она жива, и с ней все в порядке. Хотя, о каком порядке может идти речь, если она там одна, связанная. А я больше чем уверен, что так и было.

Папа еще не собирался идти спать, а мне меньше всего хотелось, чтобы он застукал меня в комнате Изабеллы. Поэтому мне пришлось несколько часов проваляться у себя на кровати. Когда я был уверен, что отец уснул, я открыл дверь и тихонько вышел в коридор.

Зайдя внутрь, я остолбенел. Мое сердце пронзила боль, казалось, она разорвет меня на части. Изабелла стояла на коленях, привязанная к кровати, ее рот был заклеен скотчем.

Господи, он никогда не был таким жестоким.

Он доктор, и он знал, какие травмы могут возникнуть в результате долгого пребывания в таком положении. Он всегда пользовался иным способом – последняя женщина сидела на полу с закованными в наручники ногами, а руки были сведены за спину и прикованы к кровати. Этого было вполне достаточно.

Но это? Это было пыткой!

Изабелла спала. Ее голова была наклонена на бок, дыхание было затрудненным. Очевидно, ее нос плохо дышал оттого, что она плакала. Я закрыл за собой дверь, стараясь вести себя как можно тише. Но она проснулась даже от шороха и стала вглядываться в темноту. В ее глазах читались страх и опасение.

Я подошел к ней и попытался успокоить. Я принес ей извинения за то, что ей приходилось испытывать. Я не мог поверить, что я действительно произнес слово «прости». Я никогда и ни перед кем раньше не извинялся. Но она… это было совсем другое. Я хотел освободить ее, я знал, каково это, знал, что она сейчас испытывает. Если бы я только мог ее спасти… Если бы мог. Если бы она оказалась на свободе, папа бы сразу понял, что это не ее рук дело. Боже, она ни в коем случае не должна платить за мои ошибки.

Я стал нежно ее называть, конечно же, на итальянском. Я надеялся, что эти слова хоть немного успокоят ее, несмотря на то, что она не понимала ничего из того, что я говорил. Девушки любили, когда я обращался к ним на итальянском. А я говорил и говорил, поглаживая Изабеллу по щеке. Она не знала, о чем я говорил, и никогда не спрашивала меня об этом. Может, это было и к лучшему, потому что это слегка снимало напряжение, растущее во мне. Я, наконец, заботился о ком-то. Сложно было поверить, что такое возможно.

Я сказал ей, чтобы она была сильной. Клялся ей, что такого больше никогда не повториться. Хотя, я еще сам не знал, как это сделать. Пусть она никогда не будет моей, но я должен постараться обеспечить ее безопасность.

Черт возьми, я любил эту девочку, а с Эдвардом Калленом такого прежде не случалось.

Пусть мне всего семнадцать, но я не наивен. Если вдруг возникнет опасная для нее ситуация, я, не раздумывая, кинусь защищать ее. Я не могу подвергнуть ее жизнь опасности, я не хочу рисковать.

Я решил вернуться к себе в спальню и ждать, пока отец не придет утром и не освободит ее.