Декларация независимости или чувства без названия (фанфик Сумерки) - Kharizzmatik

– Дело не только в ее возрасте, но и в ее душе, – сказала я. – В ней есть что-то особенное и я знала это уже в тот миг, когда встретила ее, она заслуживает намного большего в жизни. Ей нужен кто-то, кто даст ей шанс.

– Я хотел бы это сделать, но не могу, – вновь повторил он, не меняя свое мнение. – Я продолжу присматривать за ней, когда буду в Финиксе по делам, но в остальном я умываю руки. Мне жаль, но нужно смириться.

– Я понимаю, – тихо ответила я, улыбнувшись ему, когда он встал. Кто-то в доме позвал его и он собрался уходить, но потом остановился в нескольких шагах от меня.

– Я вынужден попросить тебя смотреть за тем, кому ты задаешь подобные вопросы – в нашем мире вопросы о рабах не приветствуются, – заявил он. – Не нужно спрашивать, Элизабет, ты навлекаешь на себя неприятности. Мне претит мысль, что ты можешь пострадать. Оно того не стоит.

Он ушел, а я вздохнула, качая головой. – Оно того стоит, – пробормотала я про себя.

Я не знала, рассказывал ли Алек Карлайлу об этом разговоре, но больше мы к этой теме с ним не возвращались. За долгие годы он ни разу не упомянул Изабеллу Свон, но я не отпустила желание спасти ее.

Все изменилось в день рождения Изабеллы – тринадцатого сентября. Я работала в Центре помощи жертвам насилия, мальчики были в школе, ко мне подошла одна из сотрудниц – женщина по имени Стефани.

– Тебе пришло письмо, Элизабет, – сказала она, бросая на стол маленький бумажный конверт. На нем было нацарапано мое имя, почерк казался незнакомым, а обратного адреса не было, но марка была местной. В этом не было ничего необычного и не вызывало подозрения, я порой получала такие письма по работе. Иногда жертвы, которым я помогала, присылали анонимные письма – имена не были нужны, чтобы оказать помощь. А им так было удобнее – никакой личной информации. Некоторые просто боялись последствий, если придется давать показания против насильников.

– Спасибо, – безразлично ответила я, возвращаясь к работе. Я не могла сосредоточиться, мысли соскальзывали к Изабелле, день тянулся медленно. Прошло три долгих года с тех пор, как я видела ее красивое личико, но моя любовь к ней было все так же сильна. Я постоянно думала о ней, ежедневно я видела напоминания. Каждый смеющийся ребенок вызывал у меня улыбку, я вспоминала беззаботную невинность Изабеллы. Некоторым маленьким девочкам, чьи мамы подпадали под нашу программу, я делала куклы из кукурузы, и их искренняя радость возвращала меня к тем мгновениям в Финиксе, к чистому интересу Изабеллы. Сердце болело каждый раз, когда я наблюдала за собственными детьми, как они завтракают, или спят под своими одеялами с обнимку с медвежатами, и думала, позволяют ли ей такие малые радости.

В тот полдень я была так погружена в себя, что почти забыла о конверте, заметив его только в конце рабочего дня. Я схватила его и засунула в карман, направляясь домой. Я опоздала, мальчики вернулись из школы раньше меня, Джаспер с Эмметом играли во дворе в футбол с соседом по имени Джейми. Он казался хорошим ребенком и повсюду следовал за Эмметтом, часто раздражая моего сына. Я повторяла ему, что не нужно издеваться над людьми, он должен проявить понимание.

– Привет, золотце, – сказала я, заходя на кухню, где за столом сидел Эдвард и делал домашнюю работу. – Хочешь пойти на улицу и поиграть с братьями?

– С Джейме? – пробормотал он. – Ни за что.

– Это не очень хорошо, – сказала я, взъерошивая его волосы. Он застонал и отстранился от меня, сдвигая стул.

– Ага, он не хороший, – ответил он, – он настоящий придурок.

– Эдвард, – прикрикнула я. – Не обзывай людей.

– Он часто меня обзывает, – захныкал он. – Вчера он назвал меня femminuccia, мам. Я не маменькин сынок.

– Конечно нет, – сказала я. – Разве имеет значение, что он говорит? Палки и камни могу разбить твои кости (1), но…