Меня по шею укутали пледом, развернули, впихнули обратно в комнату, заглянули в лицо.

– Ты чего, Валевская? – испуганно спросил Егор. И уже тише: – Яна?

– Там… – Я указала рукой на стол, где все еще стояли наши чашки, сахарница и пакетик сливок. Рядом со сливками на протертой клеенке лежала флешка, которую отдал мне Гоша. Наверняка с какой-нибудь важной информацией, обличающей Виктора.

Рука предательски дрогнула. Не хочу смотреть. Не сегодня.

– Что это? – Егор, похоже, был настроен решительнее. И к доказательству моего облома прикоснулся бесстрашно.

– Там о клубе и о погибших донорах, – спокойно сказала я. – Во всяком случае, так сказал Гоша. Посмотри, возможно, это тебе поможет.

– Кто такой Гоша?

– Георгий Алмазов. Сын Виктора.

– Хочешь сказать, сын Алмазова нам весточку принес? – скептически уточнил Егор. – Птичка из совета – информацию на крылышках? Попахивает троянским конем.

– Гоша боится, – бесцветно пояснила я. – Боится отца.

Пауза несколько затянулась – похоже, Егор пытался переварить полученную информацию. С открытого балкона в комнату тянулись запахи весны – прелых листьев, влажной земли, вспухших почек, что вот-вот выпустят на волю свежие листья. Плавно качалась занавеска.

– Он видел, как Виктор убил Юлю…

Едкий взгляд, недоверие, завуалированная радость – надо же, как подфартило, что доказательства сами в руки прыгнули. Еще и свидетель слабый духом – чуть поднажми, и расколется. И какое Егору дело, что радость эту я с ним не разделю?

Справедливо, все по чести. Только от справедливости этой горло пережало – не вдохнуть. И скребется что-то в груди, будто выдирает себе путь наружу. Глазам больно, и потому они слезятся. С каким удовольствием я сейчас просто упала бы на кровать и уснула.

Спать было нельзя, потому я отвернулась и сделала вид, что меня мало волнует произошедшее. Пусть Егор лучше считает меня бесчувственной сукой, чем размазней.

– Где твоя добыча? – поинтересовалась я буднично. – Макароны, пельмени или какую еще вредную гадость ты притащил?

Егор молча указал на два пакета у двери. Вот и отлично, займу чем-то руки, которые предательски дрожат. Я выскользнула из кухни, переоделась в шорты и рубашку – все же я решила оставить кое-что из одежды Алисы до тех пор, пока не доберусь до магазина и не куплю то, в чем не стыдно показаться на людях.

В пакетах пельменей не отыскалось, однако я нашла филе индейки, пачку нешлифованного риса, оливковое масло, сливочный сыр, две бутылки натурального йогурта, овощи, фрукты и много зелени. Должна была признать, что Егор не так уж безнадежен, во всяком случае, с этим можно работать. Картину портила лишь притаившаяся в углу большая упаковка желейных мишек.

В одном из навесных ящиков я нашла коробку со сваленными в кучу пакетиками специй, сняла со стены разделочную доску, включила духовку. Память заботливо подкинула пару рецептов запеченной птицы, руки привычно принялись за дело, а мысли… От мыслей я старалась избавиться.

Егор приволок на кухню ноутбук и, казалось, полностью погрузился в изучение Гошиных материалов, а я изо всех сил старалась не зацикливаться на этом. Вскоре кухня наполнилась ароматами запеченного мяса, на плите на медленном огне доходил до кондиции рис, а я вымыла и нарезала овощи в салат.

Развернулась и натолкнулась на пронизывающий взгляд Егора. Так смотрят на приговоренных к казни – одновременно с жалостью и ужасом.

– Что?!

– Это правда, что ты убила отца?

Опять двадцать пять! Сколько ни закапывай секреты из прошлого, кто-нибудь обязательно захочет посадить на этом месте картошку. Не то, чтобы мне было неприятно вспоминать… Я смирилась как-то быстро, гораздо хуже пришлось бы, останься он в живых.