Чужая земля - Игорь Пресняков (2005)

– Есть грех, – притворно крякнул Дмитрий Васильевич и поманил гостью. – Присаживайся-ка, вот тебе табуретка.

Он вышел в кладовку и вскоре вернулся с двумя большими фаянсовыми чашками.

Обноров дождался, когда девочка сделает глоток, и спросил:

– Как звать-то тебя?

– Катенькой… ну, Екатериной, – тряхнув головой, поправилась она.

Дмитрий Васильевич отдал почтительный поклон и тоже представился.

– Нравится ли тебе учиться? – вернулся он к расспросам.

– Угу, – кивнула Катенька. – Особенно литературу люблю, историю и еще математику!..

Девочка понемногу освоилась, отогрелась и принялась взахлеб рассказывать о «Параде молодежных коммун». Обноров слушал, удивляясь талантам и проворству молодого поколения Советской страны.

– …Спасибочки за чай, – вдруг опомнилась Катенька. – Заговорила я вас, от дел отвлекла.

«Мама твоя, наверное, так говаривала», – с улыбкой подумал про себя Дмитрий Васильевич, а вслух спросил:

– Любишь ли ты Октябрьскую годовщину?

– Я вообще все праздники люблю, – рассмеялась девочка. – Особенно Новый год.

Дмитрий Васильевич решительно поднялся.

– Пойдем-ка со мной.

– К-куда? – осеклась Катенька.

– А вот сюда, к полкам.

Девочка сползла с табурета.

– Давай-ка, Катюша, выбери себе подарок к Рождеству и Новому году! – торжественно провозгласил Обноров.

– Любой?! – опешила Катенька.

– Верно, любой!

Девочка пробежала взглядом по полкам. Чего там только не было! И грациозно изогнутые туфельки, и отороченные мехом сапожки, и всевозможные ботиночки… Катенька так загорелась, что ее прошиб пот.

– Позволь, я тебе помогу, – мягко посоветовал Обноров. – Обрати внимание вот на эти… – он снял с полки чудесные коричневые ботиночки с точеными каблучками и шнуровкой до середины голени. – А, каковы?

– Прелесть! – восхищенно прошептала девочка.

– Примерь-ка, – деловито приказал Дмитрий Васильевич.

Меньше чем через минуту гостья уже вертелась у зеркала в обновке. Она и верила, и не верила своему счастью. «Ну, ребята теперь помрут от зависти!» – думала она.

– А как ловко сидят! Будто нарочно для тебя пошиты! – приговаривал Обноров. – Ты в них и ступай.

– А мои? – охнула Катенька.

Дмитрий Васильевич брезгливо покосился на стоящие в сторонке старые башмаки гостьи.

– Эти-то? – фыркнул он. – Я их, пожалуй, в печку брошу.

– В печку? – задумалась Катенька. – Чинить, конечно, нет резону – в копеечку встанет…

– Вот именно.

– Значит, я так и пойду?! – прижимая к груди кулачки, умоляюще спросила девочка.

– Верно, – со всей серьезностью подтвердил Дмитрий Васильевич.

– Спасибо вам, – покраснела Катенька. – Я вас никогда-никогда не забуду!

* * *

Губернский комитет комсомола решил отметить седьмую годовщину Октября чем-то неординарным. Кроме положенной утренней демонстрации, где шествию комсомольской колонны отводилось особое место, руководство губкомола вознамерилось инсценировать штурм Зимнего дворца. На Главной площади соорудили дощатый забор в тридцать аршин длиной и семь высотой,[18] раскрасили его под фасад «последнего оплота российской тирании» и отобрали сотню «штурмующих». По согласованию с губисполкомом, представление следовало запечатлеть на кинопленку, что и поручилось Меллеру.

У Наума и без «штурма Зимнего» хватало забот по съемке демонстрации. Поручение комсомольцев надоумило его снять «штурм» в «особом режиме». Меллер потребовал у губисполкома выложить по диагонали Главной площади пятнадцать сажен трамвайных рельсов, выделить дрезину и дополнительную осветительную аппаратуру. На удивленный вопрос Платонова, зачем все это нужно, Наум ответил, что задумал снять «штурм» с движущейся дрезины, под углом к бегущим «солдатам».