Чужая земля - Игорь Пресняков (2005)

Уже к 1902 году тридцатидвухлетний секретный агент для особых поручений Ардамышев находился в пике своей славы и мог надеяться на самые блестящие перспективы по службе. Однако судьба рассудила иначе. Могущественный Рачковский посмел нелестно отозваться о тогдашнем фаворите императрицы французском мистике Филиппе, за что и впал в немилость, получил приказ сдать дела и явиться в Петербург. Вслед за шефом были отозваны и его секретные агенты. На Родине способные кадры из заграничной агентуры не затерялись. Министерством внутренних дел и департаментом полиции руководили люди не столь вспыльчивые и недальновидные, нежели государыня Александра Федоровна. Они умели терпеливо пережидать грозу, и очень скоро Рачковский получил повышение и стал вице-директором департамента полиции и заведующим его политической частью.

Ардамышев получил в управление десятое отделение особого отдела департамента полиции, ведавшего секретной агентурой.

Крушение карьеры Ардамышева (в ту пору уже полковника жандармерии) случилось после покушения на Столыпина, в сентябре 1911-го. Оказалось, что убийца, эсер Богров, был когда-то завербован в осведомители лично Ардамышевым! Валерий Галактионович получил отставку и предался написанию мемуаров.

Признавая несомненные заслуги Ардамышева в борьбе с революционным движением, друзья из департамента полиции выхлопотали ему солидную пенсию и состряпали, на всякий случай, документы на имя мещанина Сидора Сидоровича Фунцева. Отставной жандарм покинул шумный и неприветливый Петербург и поселился в одном из губернских городов в центре России.

Почти шесть лет прожил Фунцев в провинциальной глуши, покуда о нем не вспомнили самым невероятным образом. В феврале 1918 года в город вернулся эсер-террорист Шаньков. Отбыв на каторге двенадцать лет и будучи амнистирован Временным правительством, он успел поболтаться в Петрограде, где быстро понял, что новые порядки не вполне соответствуют его представлениям о подлинно народной власти, и решил дожить остаток своих лет в родных местах.

Как-то раз, возвращаясь с митинга памяти героев-народников, Шаньков наткнулся в трактире на Фунцева. Старый эсер-подпольщик мгновенно узнал в нем полковника жандармерии Ардамышева и не преминул донести в «чрезвычайку». Тогдашний Председатель ГубЧК Соломон Гиневич поначалу было вспылил и распорядился Фунцева немедленно расстрелять, однако скоро одумался, рассчитывая использовать знания и опыт жандармского полковника на благо Советской власти. Фунцеву ничего не оставалось, как заняться инструктажем недалеких в политическом сыске чекистов. А больному чахоткой полоумному эсеру Шанькову объявили, что он обознался. Впрочем, ветеран бомбистского движения вскорости умер.

В 1920 году, отправляясь к новому месту службы, Гиневич «подарил» Фунцева Черногорову. Кирилл Петрович ценил «грамотные кадры» и счел весьма неразумным использовать Фунцева лишь в качестве консультанта. Черногоров предложил бывшему жандарму взаимовыгодный пакт: Фунцев выполняет секретные поручения в качестве глубоко законспирированного агента, а Кирилл Петрович, со своей стороны, гарантирует ему безбедное существование, приличный социальный статус и пенсию по прекращении «активной работы». Фунцев с легкостью согласился, тем более что Черногоров ему явно импонировал: он был умен, честен с агентами и жесток с врагами. Лучшего шефа, за исключением, конечно, покойного Рачковского, и желать не приходилось.

Фунцев входил во все антибольшевистские союзы – от самых невинных кружков досужих болтунов-либералов до действительно опасных офицерских организаций. Примерив маску консерватора и вечно недовольного Советской властью, он был всеми востребован и уважаем. Только в 1920 – 1922-х годах Фунцев выдал сто тридцать два более или менее активных контрреволюционера. «Все мата хари и лоуренсы по сравнению с моим агентом номер один – просто дети, – говаривал Черногоров коллегам в Москве. – Была б моя воля, я бы его к ордену представил».

* * *