Запрос в друзья - Лора Маршалл (2019)

В воздухе повисает невысказанное «в отличие от некоторых других людей».

— Как поживает твоя мама? — Я припоминаю, когда видела Бриджит в последний раз — в ту ночь, когда исчезла Мария — усиливающаяся паника, невидящие от ужаса глаза, — и на несколько секунд мое сердце замирает.

— По правде говоря, не очень хорошо. В последнее время она совсем сдала, ей очень одиноко. После ухода отца она так никого и не встретила. Немного помогло появление внучки, но она так и не смогла пережить того, что случилось с Марией.

Ну конечно, не смогла. А как это вообще возможно?

Я стараюсь не показывать вида: я-то знаю больше него.

— Мама считает, что Мария покончила с собой, но я не верю… она крепче, чем… Мария была крепче, чем это могло показаться. Я знаю, она пила в тот вечер. Если она куда-то ушла бродить, в расстройстве могла оступиться.

Малышка зашевелилась в коляске, и Тим принялся катать ее взад-вперед. Она вздыхает и вновь погружается в свой сладкий сон.

— Я довольно жестко с тобой обращался в те дни, но я защищал Марию, особенно после того, что случилось в Лондоне. Я был очень зол: на отца за его уход, время от времени — на Марию, за то, что она связалась с тем парнем, хотя в том не было ее вины. Но на самом деле я злился на себя самого. Считал, что должен был защитить ее, должен был раньше заметить, что происходит с тем парнем. Я винил во всем себя. Если бы я вел себя по-другому, если бы так не психовал по поводу переезда из Лондона, то отец не ушел бы от нас.

Он думает, что я в курсе лондонской истории с парнем, что Мария мне все рассказала. Однако это не так, и я не считаю возможным расспрашивать его об этом теперь.

— Ты не виноват, — говорю я.

— Ну, — произносит он не без усилия, — ты тоже не виновата. Я знаю, что ты повела себя не слишком хорошо, но ты ведь не могла знать, чем все это может закончиться. Да и никто не знал. Мне следовало за ней приглядывать во время того выпускного. Мы ведь были очень близки с Марией.

Насколько близки, спрашиваю я себя. Все толковали о том, что он ее опекает, она сама об этом говорила. Были ли они настолько близки, чтобы он вознамерился разворошить старые раны и наказать тех девиц, которые сделали его сестру такой несчастной? Или настолько близки, чтобы укрывать ее на протяжении двадцати пяти лет?

— Я видел, что у нее… неприятности, ты меня понимаешь… — продолжает он.

Неприятности. Он слишком мягко формулирует, но я-то знаю, как все было на самом деле. Мы превратили ее жизнь в ад.

— Никто не может нести ответственность за то, что случилось с Марией. Она либо сама в ответе за это, либо это был несчастный случай, она оступилась и упала — один шанс на миллион. — Он внимательно следит за моей реакцией, а я лишь переминаюсь с одной ноги на другую, желая побыстрей покончить с этим разговором.

Очень удобное заблуждение, и я всей душой хочу, чтобы его версия оказалась верной. Или, если все было не так (а я это знаю), я бы хотела рассказать правду, но так, чтобы меня за это не осудили или чего еще похуже. Этот чертов тайный узел настолько сдавил меня, что не верится, будто кто-то сможет запустить в него пальцы и разорвать.

Но Тим об этом не знает, и мы с ним говорим о разных вещах. Он думает, мы обсуждаем то, что я бросила Марию ради Софи, ради стремления стать популярной, и частично отвечаю за то, как его сестру травили в школе. Он думает, речь идет об обычной школьной травле: ее не забрасывали камнями и не били палками, а всего лишь поддразнивали, но больно. Это так, и я во всем этом участвовала. Я игнорировала ее, я ее бросила, я ее предала. Но Тим не знает, что я еще кое-что сделала. Кое-что гораздо хуже.