Но это сегодня, — говорил себе Джек. — Сейчас Венесуэлу трясёт, завтра трясёт, послезавтра революция, а после-послезавтра глядишь, и он, Джек Рэндалл, со своим заводом «Оле-Ола Венезолано Бэбидаз» самого Пендозу, местного олигарха, турнёт с первого места на рынке безалкогольных напитков.

Джек потёр кулаки, словно собирался драться.

Может, кстати, это его люди мутят — подкупили того же Мигела Брандау? Вполне… Пока в столице прокатываются всенародные волнения, почему бы под шумок не уничтожить конкурентов? Причём руками собственных рабочих.

Джек громко и завиристо выругался. Финдиректор даже ныть перестал, ошеломленный. А Джек вбил кулак в стену и стиснул зубы.

Хрена им! Слить всё заработанное и курить бамбук в трусах на пляже — теперь не вариант. Нет, надо выстоять! Он отцом будет! А значит, должен что-то передать сыну! И чёрт его возьми, пусть это будет империя, а не долги и хибара с потрескавшейся краской на стенах, как ему оставил отец.

Джек прищурился и взглянул на солнце. Острое чувство одиночества и несправедливости резануло по сердцу. Здесь он один. И ощущение, что его подставили, надули стало ещё сильнее. Но оно накрыло его не в первый раз. В Нью-Йорке, в штаб-квартире тоже внезапно стало всё напряжённо.

То, что из отдела поставок пришло письмо о повышении цен на концентрат, означало одно — Рупперту плевать на его, Джека, мнение. Это злило. Как и попытки вмешиваться в его личную жизнь. Как и последнее указание прекратить аудит по внутренним сделкам. Этот разговор случился прямо перед Благотворительным Гала-ужином. Джек сказал, что доведёт проверку до конца, раз был запрос из Совета директоров, но Кроннен-Стоу взбесился, наорал и велел не грызть попусту бетон.

Задело. Джека всегда задевало, когда кто-то пытался ставить его на место. Хотелось ответить: а вы знаете, где оно, моё место? Может быть, вы занимаете моё? Но и в этот раз Джек сдержался. Всё-таки наставник. Хотя всегда наступает время, когда наставнику уже нечему научить, но он ещё этого не понял.

Джек потёр подбородок, внезапно допустив мысль: а вдруг, наоборот, понял?…

И опять мысли заняла Сандра. Она ведь говорила, что Кроннен-Стоу ей не понравился. Почувствовала?

Джек вздохнул. Как же не хватало её рядом! Она даже не представляет, насколько облегчила его задачу в России! Из пушистой головки, которой бы только о платьях размышлять, вылетали здравые, рационализаторские мысли на раз-два. Бац, и пожалуйте инновацию! Что бы она сказала теперь? Может, тоже ткнула бы пальчиком запросто на то, что лежит у него перед носом, а потом крутанулась, как балерина, на одной ножке… Ведь наверняка есть что-то, а он не замечает! Всегда есть! Что?!

Будто заставляя себя проснуться, Джек провёл рукой по лицу, обернулся, окинул взглядом переговорную. Стены, стулья, овальный стол, папки на серых стеллажах. Обычные красные папки, запылённые, с кольцами внутри: «Продажи 2008, 2009, 2010»… и так далее; «План развития предприятия», «Производственные цеха», «Запуски новинок», «Маркетинговые отчёты», «Дистрибьютеры». В голове мелькнула мысль. А что если?!

Джек живо подскочил к стеллажу и вытянул папку с новинками. Швырнул её на стол. Дон Эрнесто подпрыгнул от неожиданности, запнувшись на полуслове в рассуждениях о том, что жизнь — боль.

— Вы что, мистер Рэндалл?!

— Всё равно не хрен делать, — сказал Джек. — Будем думать.

— О чём?

— О возможности сохранить рентабельность без концентрата.

— Это как?! Это же невозможно, мы же… компания ведь…

— Да фак на компанию и на «невозможно»! В прошлом году мы запустили линию соков, так? Ананасов, манго и прочей хрени в стране хоть лопатой греби. Единственное, чего много. Само растёт. Ещё есть вода, хорошие очистные фильтры. С нормальной, чистой водой в Каракасе тоже шмурдяк сплошной. Надо просчитать, что требуется, чтобы увеличить производство локальной продукции.

Дон Эрнесто сглотнул.

— Но Оле-Ола…