Ленинград - 43 - Владислав Савин (2014)

— Центр, я 22-й, Объект движется к Гостиному двору.

— Центр, я 27-й. Стою у Дворца пионеров, заглох, не могу завестись! Если что — я не мобилен!

— Мля! 34-й, я Центр, срочно выдвинуться, на замену 27му!

— Центр, я 25-й, интерес к объекту, мужчина в полушубке, с мешком. 252-й, видишь? Пешим группам, приготовиться!

— Я 252-й, цель вижу, готов.

— Центр, я 25-й, объект проследовал мимо, порядок. 252-й, оптикой не блести, тебя видно!

— Центр я 34-й, объект проследовал мимо.

— Центр, я 25-й, документы у подозрительного проверили, пустышка. Машиной заинтересовался, «паккард» больно приметный. Надо было Объекту «эмку» дать.

— Зато нам проще. И прекратить посторонние разговоры в эфире!

— Центр, я 29-й, объект поворачивает на Литейный.

— 58-й, я Центр, доложитесь!

— Центр, я 58-й, стоим перед Литейным мостом.

— Центр, я 54-й, объект проследовал мимо, прямо.

— Я Центр, колонне «сотых», готовность к выезду, развернуть сеть на Выборгской, по плану. 58-й, если объект появится раньше, притормози его.

— Центр, я 56-й, объект свернул на Пестеля. 71-й, прими!

— Я Центр, «сотым» на выезд, по набережной, готовиться перекрыть Кировский мост.

— Центр, я 71-й, подозрительная активность, «газон», номер…

— Вижу, я 72-й! Сейчас остановим.

— Центр, я 74-й, объект проехал Летний сад, свернул на Садовую, к Неве.

— 90му Центр, готовиться тормознуть объект у моста. Пока «сотые» не подойдут.

— Центр, я 90-й, объект проехал по Халтурина, на мост не пошел. Опять наверное, даст круг и назад.

— Я Центр, 42му, и 43му, готовьтесь принять, как только на Мойку свернет!

И снова Элиот Рузвельт. Из воспоминаний.

В зале переговоров кроме Большой Тройки (и де Голля) присутствовали лишь переводчики, я, как доверенное лицо и адъютант отца, и секретарь-референт Сталина, молчаливый молодой человек в штатском, который не произнес ни слова, лишь стоял позади своего босса с папой в руке, и когда русскому Вождю был нужен какой-то документ, то он тотчас оказывался в его руке. Вопреки моему ожиданию, Сталин был без трубки; он был в простом генеральском мундире с золотыми погонами, без единой награды. После обычного обмена приветствиями, и общих слов, Сталин взял инициативу в свои руки, заявив:

— У нас, русских, есть поговорка, «не делить шкуру неубитого медведя». Я предлагаю главной темой нашей встречи принять, координацию наших действий по разгрому Еврорейха. А политические реалии послевоенного мира будем обсуждать после победы, на особой конференции — вы ведь это предлагали, мистер Черчилль?

Это было так. Сэр Уинстон в разговорах с отцом раньше, неоднократно выражал свое опасение, что, «русские захватят всю Европу!». Действительно, положение их выглядело необычайно выигрышным — после Днепра, и Висла (за которой у них уже были захвачены плацдармы), и Одер, и даже Рейн вовсе не казались неодолимыми. И ясно было, что с выходом русских армий на Рейн и занятием всей собственно германской территории, Францию Гитлеру не удержать, а Италия и Испания вовсе не выглядели сильными противниками, и вся Европа была готова упасть в руки СССР как спелый плод, по праву победителя. В этих условиях, с точки зрения геополитики, открытие нашего фронта в Европе было больше нужно британцам, русские вполне могли обойтись и без него. Сталин продолжил:

— Первым вопросом я предлагаю обсудить, что мы должны поставить за цель этой войны. Безоговорочная капитуляция Германии — с категорическим недопущением сепаратного мира ни с кем из нас. Вы что-то хотите сказать, мистер Черчилль?

Сэр Уинстон напомнил Сталину его же слова, что «гитлеры приходят и уходят, а германский народ остается». Следует ли отнести предложение о безоговорочной капитуляции и запрете на сепаратный мир к демократическому германскому правительству, если таковое придет к власти?