Ленинград - 43 - Владислав Савин (2014)

Сталин почувствовал, как в нем поднимается гнев. Эти, избавленные народом от труда на заводах, в колхозах и шахтах, даже от обязанности защищать свою Родину с оружием в руках, но получающие паек и зарплату, еще смеют быть недовольными? Жалуетесь на «несвободу», «деспотизм», а сами, какие люди в списке — «бывший троцкист», «бывший эсер», «бывший участник троцкистской группы», «бывший кадет», снова эсер, «примыкал к эсерам», даже «внук фабриканта Морозова» — и никто из вас не арестован, все вы пишете и с трибуны возглашаете славословие Советской Власти — а в кулуарах говорите вот это? А отчего, интересно, стенания о «страданиях народа в колхозах» исходят от этих «творческих интеллегентов» много чаще, чем от самих колхозников? Не повторяется ли семидесятилетней давности история с «Землей и волей», когда прекраснодушные идеалисты совершенно не представляли реалий жизни народа, но готовы были сломать, свернуть все? И ведь не только какие-то безвестные — среди прочих, в этом документе и такие имена, как Тренев, Федин, Пастернак, Новиков-Прибой, Михаил Светлов, Пришвин, Алексей Толстой, Довженко, Сергеев-Ценский. И даже наш детский поэт Корней Чуковский — который сказал про союзников, «они нас научат культуре».[3]

И что с этим делать? Разогнать Союз Писателей, и сформировать «памяти Союза Писателей батальон»? Чтобы поняли, что наше государство готово платить им, избавляя от прочей службы, не за талант сам по себе — а за то, что они, посредством этого таланта творят, на благо Советской страны и дела социализма. Как когда-то он сам сказал Михаилу Кольцову, «у вас есть пистолет, но вы же не собираетесь из него стреляться?». А этот романтик мировой революции даже не понял намека, что его бесспорные талант и заслуги, это конечно хорошо, и жалко терять такого человека — но если товарищ Кольцов по уши увяз в интригах с троцкистским подпольем в Испании, и стал связным между ним и единомышленниками в СССР? Как там у Гумилева, «пассионарий», который за идею готов жизнь положить, что свою, что чужую — вот только если этих идей много, то выйдет еще хуже, чем в басне лебеде, раке и щуке, их стараниями наш воз даже на месте не останется, на части разорвут! А за ними и безыдейные подпевалы полезут, массовкой, готовые предать.

А вот хрен вам после, а не «оттепель»! Нам не нужно абстрактное творчество ради самого себя — лишь то, которое идет во благо СССР. Талант, это всего лишь инструмент, и не больше — никто не платит слесарю или столяру, лишь за наличие инструмента, а только за вещи, изготовленные им. Причем нужные нам вещи — а не куда заведет «творческая натура». Теперь это подтверждено экспериментально — когда после событий девяносто первого была дана полная свобода, какие высокодуховные шедевры, книги, фильмы, живопись были рождены ею? А этот, Солженицын, в котором видели нового Льва Толстого, готового вот-вот осчастливить человечество чем то уровня «Войны и мира» — с триумфом приехал, получил особняк, и за четырнадцать лет не сотворил ни черта! Никитка, конечно, дурак — но ту выставку он бульдозерами разогнал совершенно правильно. Хотя и грубо — тут ведь такое можно было раскрутить?

Сейчас уже нет сомнений, что Гитлера мы победим, вопрос лишь, какой ценой? Поскольку эта война оказывается лишь дебютом, а вся партия еще впереди. Потомки очень ошиблись в своей пропаганде и в идеологии, что дальше будет вечный мир, он может быть лишь с полной победой коммунизма. Просто война бывает и без стрельбы. И на стороне врага могут оказаться и наши, советские люди, лишенные ориентиров. Значит, идеология, пропаганда, все формы искусства, обретают первейшее значение — и думать об это надо уже сейчас. А вплотную заняться, сразу после Победы. И всякие инакомыслящие, колеблющиеся, «вольные художники», будут категорически не нужны — иначе проиграем. В тридцатые мы сумели избежать гибели, совершив индустриализацию. Теперь же нам предстоит битва за умы и души наших людей.