Беглец - Виталий Останин

У каждой звероженщины имелись хвосты. Пышные, длинные, жившие каждый своей жизнью. По пять штук. Прежде хвосты у оборотней я видел лишь у «ординарцев» своих побратимов, дочерей Хули Цзинь. И их было привычное количество — по одному на сестру. В тут сразу пять. Не иначе, так в лисьем обществе статус измерялся.

Какими бы ни были отношения этих двоих, обойтись без китайских церемоний не могли и лисы-оборотни. Словно, минуту назад не ругались, они принялись раскланиваться.

— Матриарх Фань. — Хули Цзин умильно сложила лапки на солнечном плетении, совершая изящное приветствие.

— Матриарх Аянь, — зеркально отразила его вторая лиса.

Так, стоп. А мою разве не Хули Цзин зовут? Не, я понимал, что это не имя, а обозначение, по сути, «лиса-оборотень» или «лиса-призрак», но привык за время знакомства с ней. А род Аянь — это уже фамилия, надо полагать. А имя? Девятиголовый Младенец, что ли? Впрочем, обдумывал этот вопрос я недолго, так — отметил и дальше пошел. К тому же, закончив с приличиями, оборотни тотчас принялись со скоростью пулемета перебрасываться фразами.

— Зачем здесь человек?

— Он мой союзник и хозяин этих земель.

— Хозяева земель приходят и уходят, а мы остаемся. Зачем ты привела его?

— Чтобы он судил.

Вот как? А об этом она «забыла» упомянуть! Переговоры, переговоры… Что значит судить? И по каким законам?

— Кто дал право человеку судить в нашем мире?

— Я. По праву матриарха живущего здесь клана Аянь.

— Это спорный статус, младшая сестрица.

— Только для Фань. Остальная родня признала меня уже много лет назад. И не зови меня так — мы не из одного помета!

— Но наши матери были сестрами.

— Очень давно. Это не имеет значения!

— Для меня — имеет. Как и спорный статус твоего судьи. Он же официально мертв, тебе же это известно, я надеюсь?

— Получше, чем тебе. Но вот он стоит перед тобой — живой и здоровый.

— Это легко исправить. И первое, и второе.

В этом месте их скоротечно протекающего диалога она впервые посмотрела на меня и продемонстрировала острые когти на тонких, покрытых шерстью пальцах. А я, прежде чем сообразил, что делаю, оскалился в ответ. Так, знаете, будто нехотя под принуждением улыбнулся на камеру — во все тридцать два.

Матриарх Фань даже отшатнулась. Сделала шажок назад, сгруппировалась, шерсть на загривке вздыбила. До меня с опозданием дошло, что в зверином царстве моя улыбка расценивалась как угроза.

Но обратно было уже не повернуть. Я и сам принял схожую позу, уставился на нее с неприкрытой угрозой и в таком положении замер. Как и она. С минуту мы мерились взглядами, а потом лиса перетекла в более свободную позу. Даже расслабленную.

— Ладно! — раздраженно взмахнула рукой она. — Пусть судит, я не против!

Моим мнением матриарх Фань позабыла поинтересоваться, как и ее «младшая сестренка». Впрочем, я же пришел?

— Тогда я обвиняю тебя в нарушении территории! — тут же заявила Хули Цзин. — Без веских причин твой молодняк охотится на моей территории, отбирая то, что принадлежит мне по праву!

— Что за нелепость! — тут же завопила обвиняемая. — Никто не лез в твои болота…

— Ах-ах! Так это все-таки мои болота?

— ТИХО!

Слово я вытолкнул техникой «воодушевления». Пропитал его всем тем гневом и раздражением, которое накопилось во мне. Я уже понял, что, если не вмешаюсь, всю ночь проторчу тут, выслушивая, как ругаются две склочные бабы. Которые еще и родственницы! Вот же угораздило влететь-то так!

— Уважаемая матриарх Аянь, уважаемая матриарх Фань, — произнес я уже нормальным голосом, когда обе полулисы заткнулись и с изумлением уставились на меня. — Если вы и дальше собираетесь собачиться, я пошел. Если хотите, чтобы я судил ваш спор — расскажите, в чем его суть.