Красные камни - Владислав Савин (2019)

– Я у киношницы сумку ухватил. Из тех, что на Замковой горе сейчас снимают. Обидно стало, что мамка надрывается, чтобы меня на ноги поставить и Марысю, мне в училище не платят почти, хотя на всем готовом – а эти, московские, наряжены как графья! Из наших девчонок посмел бы кто на улицу так, тут же бы к ней наши комсомольцы подошли, «разлагаемся, гражданка» – ну, вы знаете, что они с такими расфуфыренными делают! Вот и я решил наказать…

– Грабеж, статья 161-я, по УК сорок четвертого года. От пяти до восьми лет[24].

– Да вы что, товарищ капитан! Я же ей не нож к горлу, в темном переулке! А, на велосипеде проезжая, сумку выхватил!

– Нож к горлу – это уже разбой, статья 163-я. От восьми до пятнадцати, при отягчающих. Но чистосердечное признание смягчает – так что ты давай, говори.

– А что говорить? К себе на Автозаводскую приехал, мамка на работу уже ушла. Сумку открыл, а оттуда пшикнуло – и физиономия, и руки, и рубашка, все в этом… И глаза жжет, я думал, ослепну – но проморгался. А больше в сумке и не было ничего – это реквизит такой у киношников, что ли? Рубашку я выкинул, а лицо не отмыть ничем, ни мыло не берет, ни керосин! В училище не пошел, мамке вечером сказал, что болезнь выступила, думал, со временем высохнет, отмоется. А мамка соседкам рассказала – участковый и узнал, пришел, меня забрал.

– Почти правду рассказал. Так как ограбление товарища Смоленцевой (ты на кого руку поднял, щенок, это ж всему Союзу известная актриса!) случилось в восемь пятнадцать. А занятия в твоем училище, находящемся на Щорса, начинаются в полдевятого. Ну и где Автозаводская, Старый Город, и Щорса – это тебе надо было успеть с окраины в центр и обратно обернуться? И сумки с книжками у тебя не было в момент грабежа. То есть задумано было тебе успеть украденное кому-то передать, свои учебники забрать, и в училище как ни в чем не бывало. Так кто еще в сговоре был?

– Да Леня Собакин, в училище он командир нашего комсомольского отряда. Он мне поручение дал – говорит, ты на велосипеде ездишь быстро, можешь провернуть, как в том итальянском кино? Надо, говорит, а отчего, тебе знать не требуется. Я что, мне приказано, я сделал.

– Значит, сейчас ты все это запишешь. Подробно, как на исповеди перед попом.

– Товарищ капитан, а может, не надо? Мне же за это темную сделают, если узнают!

– Слушай, у тебя сейчас выбор – получить по полной восемь лет и с отягчающими, то есть где-нибудь в Заполярье и без права на УДО, или, с учетом чистосердечного и дальнейшего сотрудничества – можешь даже условным отделаться. А в лагере по-всякому хуже, чем на воле, возле мамки и сестры.

Валентин Кунцевич

Слышал я, что другие наши, с «Воронежа», попав в этот мир, видят странные сны – вещие или нет? А у меня не было такого – до вчерашнего дня.

Какая-то не наша страна – юг, солнце, вроде бы Средняя Азия, или даже Африка или арабы, уж больно народ ободран. На большой площади толпа местных, галдят, руками машут, явно агрессивны, но в драку не лезут пока. А на той стороне – Аня Лазарева, или кто-то очень похожий, на возвышении стоит и речь произносит, и не помню о чем, то ли не слышно, то ли язык непонятный. И в толпе крики – «неверная, враг», – сейчас взбесятся и убьют.

А я смотрю с танковой башни – вдоль этого края вытянулись строем, десяток или больше, тяжелые, на Т-72 похожи, но не они (марку вспомнил, ИС-11, так не было вроде такой). И наши, русские ребята за рычагами, ждут моего приказа. А мне тоже ясно все – если там эти черные на Аню накинутся, бей пулеметами (на каждой машине по КПВТ и три обычного калибра) и жми на газ, ну а кто заглохнет или приказ не выполнит, я с того после шкуру спущу! И плевать, что после будет – мне Анина жизнь своей дороже, а уж тем более всей многотысячной оравы этой голодрани, я вам сейчас такой тяньаньмень устрою, ваш аллах или кто там еще задолбается врата перед душами сдохших грешников открывать!