Красные камни - Владислав Савин (2019)

Это правда. Знаю, что с львовскими товарищами все согласовано, и только Линник выйдет, примут они его под надзор – куда пойдет, с кем общаться будет. И чтобы сам он, это зная, не стремился своих проинструктировать, предупредить!

– Молвила щука карасю, что слышала я, ты до диспутов мастер, желаю сейчас с тобой провести, – усмехнулся Валя, когда Линник вышел, – Салтыков-Щедрин, кажется, так. Ань, ты и в самом деле собираешься ему что-то дозволить, если он выиграет?

– Мне его глаза очень не понравились, – сказал мой муж, – и, кажется, Аня, ты крупно ошибаешься, считая его своим, лишь с перегибами. Он вышел отсюда, как торпеда на цель – уничтожить, о себе не думая. И дай бог, если мне лишь показалось.

– Он проиграет, – ответила Анна, – он не может выиграть, мы должны постараться! Сейчас договариваюсь с университетом о месте и времени, ну а за тобой обеспечение безопасности. Чтобы диспут был культурный – а не в средневековом смысле, когда после правоту кулаками доказывали. Ну а здесь, я смотрю, у каждого оружие в кармане!

Кажется, я поняла, что Анна намерена сделать! Раз прозвучало слово «диспут» – а из бесед с отцом Серхио я помню правила этих умственных состязаний, в давние времена нередко имевших место в университетах, а также при королевских или иных дворах, когда встречались мудрецы, выясняющие, кто из них более достоин. Исходные тезисы сторон могли быть любыми, кроме прямой хулы на Бога, Церковь и правящих особ – а дальше полагалось средствами логики заставить оппонента либо сделать заявление, противоречащее его собственному исходному, либо впасть в ересь. Ну а поскольку учение господина Линника по сути своей является именно ересью – то мы «инквизиция», или кто? То, что обвиняемый сам числит себя коммунистом, не должно нас смущать – и в средневековье из числа приговоренных Святой Инквизицией большую часть составляли лица духовного звания – поскольку они, к сожалению, как люди образованные, были более склонны к впадению в ересь, чем безграмотные землепашцы. Кроме того, как рассказывал отец Серхио, и в Церкви в те годы творились весьма печальные вещи, причем лица, погрязшие в грехе и разврате, нередко пытались найти оправдание своим богомерзким поступкам в своевольном толковании Святого Писания, что как раз и есть ересь. Таким образом, деяния и той инквизиции были в значительной мере направлены на очищение Церкви от собственных заблудших овец – поначалу милостливым увещеванием, и лишь тех, кто упорствовал в ереси, ждал очистительный костер.

Так же, как нас учили в Академии. С идеями не борются карами – чужую идею надо сначала дискредитировать, растоптать, унизить, и по возможности публично. А уж после казнить адептов, если, конечно, они не раскаялись – ведь милосердие – это тоже оружие, в борьбе идей!

И я попрошу Анну быть милосердной к тем, кто увидит свои заблуждения. Юному возрасту свойственен максимализм – у нас в Академии есть курсант со смешной фамилией Портянка, сейчас вполне серьезный старший лейтенант, ну а в сорок четвертом, под самый конец войны, семнадцатилетний солдатик, призванный в тыловой батальон аэродромной охраны[28]. И он сам рассказывал, как однажды задержал какую-то местную женщину, ходившую в лес за хворостом и вышедшую к полосе охраны. Когда же начальник караула шутя спросил: «Рядовой Портянка, ну что скажешь, нам с этой гражданкой делать?» – то он ответил, нисколько не сомневаясь и даже гордясь: «Расстрелять как немецкую шпионку». Никого, конечно, не расстреляли, начкар и особист были вполне адекватными и опытными людьми, да и сам Портянка сейчас вспоминает тот случай со стыдом – но психология семнадцатилетних! Которые легко могут, как говорит мой муж, наломать дров, если их не сдержать.

Этот же вечер.

Дом в частном секторе на окраине Львова

– Ребята, я же как лучше хотел! Они же нам не враги, а – Партийный контроль. Как мы, за чистоту коммунистической идеи! Я и подумал, так будет лучше!