Красные камни - Владислав Савин (2019)

– Вы за что воюете, Сергей Степанович? – назвав именно так, не официально, не по званию и фамилии.

– За нашу советскую власть! – отчеканил Линник. – А за что еще?

– Я не спрашиваю вас, за что воюет… советский народ, – оборвал его Валентин Иосифович. – Я спрашиваю, за что воюете вы лично. Только честно, иначе ничего не получится.

Линник не знал, что сказать. Что значит советская власть для него лично? Как высказать эту отчаянную гордость за свою страну, за ее великие достижения, за головокружительные надежды, перед которыми бледнели все трудности, беды, несправедливости? Невероятные рекорды, гигантские стройки, полюс, стратосфера – нам нет преград ни в море, ни на суше! От этого захватывало дух, казалось, что для нас нет ничего невозможного, и величайшим счастьем для себя Линник считал право быть сопричастным этим победам. Право, которое он не отдал бы никому. Но когда он пытался объяснить, слова вышли правильные, однако какие-то казенные. Не берущие за душу – поскольку к ним все уже привыкли.

– Я вас понимаю, – неожиданно мягким голосом произнес комиссар, выслушав сбивчивый ответ. – Но этого мало. Подумайте, ведь есть что-то еще… То, что важно лично вам!

Линник пожал плечами, искренне не понимая, что хочет услышать вышестоящий товарищ. Который, если действительно был комиссаром еще той, Гражданской войны (и по возрасту вполне подходил), то должен был сидеть в политотделе корпуса, если не армии, а не обходить с винтовкой позиции батальона, как бывало не раз. Или товарищ провинился, в уклоне был замечен, но сумел извернуться, под окончательную чистку не попал? Однако дисциплину и устав никто не отменял – имея желание, Гольдберг вполне может устроить ему, Сергею Линнику, очень серьезные неприятности, карьеру поломать напрочь. Что ж, какой вопрос, такой и ответ. Вспомним, что от бойцов слышал – разговоры в свободную минуту. За что воюем – за дом свой, пятистенок, четыре года как новый поставили. За школу в два этажа, нижний камень, верхний из бревен. За мать, сестер и еще ту, кто пишет и ждет (хотя ему, Линнику, никто пока не пишет). За…

– Тише, тише! – усмехнулся комиссар. – Кричать не надо.

– Я не хочу, чтобы они снова дошли до Москвы, – сказал Линник, – и хочу вернуться в свой, освобожденный Харьков.

– Ну, вот и славно, – ответил комиссар, – а теперь слушайте меня внимательно. Все наши достижения, все примеры наших революционеров, решения съездов – все это… конечно, правильно и важно. Но большинству наших бойцов, если уж начистоту, глубоко плевать, за что повесили Перовскую и куда долетел дирижабль «Осоавиахим». Люди в большинстве живут другими вещами, они думают о том, как одеть и накормить детей, дадут ли на зиму дров, сколько нужно… Просто хотят жить… А уж советская власть и прочее – в той мере, в которой она это им обеспечивает. Потому людям надо внушить, что если мы не победим в этой войне, немцы придут к ним в дом. И это их дети будут рабами. А фашизм – это действительно страшно, уже поверьте мне, я знаю. Очень многое я успел повидать.

– Зачем тогда нужна политработа? – недоуменно спросил Линник. – Если это людям ясно и так.